Игра судьбы

Сент-Клэр Скарлетт

Это должно быть для неё.

— Ты такая влажная.

Слова вырвались как шипение, его лицо глубоко зарылось в ее волосы. Запах ванили и лаванды затуманил его мысли. Когда он почувствовал, как ее ногти впились в его кожу, он направил ее руку вниз, туда, где глубоко зарылась его рука.

— Потрогай к себе. Здесь.

Он показал ей, как работать с ее клитором, слегка касаясь пучка нервов, который располагался прямо над ее влажным жаром, где он все еще двигался. Он наслаждался, наблюдая за тем, как эротично она прижималась к нему, покачивая бедрами, отчаянно желая почувствовать его глубже, и он был счастлив услужить.

Ему нравилось, как она стонала, как у нее перехватывало дыхание, как ее голова откидывалась на его плечо. Он продолжал двигаться внутри нее, в то время как его другая рука переместилась к ее груди, сжимая и разминая соски, а затем он вышел из нее.

Потрясенный крик Персефоны заставил его улыбнуться, и она повернулась к нему. Он не был уверен, что она намеревалась сделать, но не дал ей шанса довести дело до конца. Он привлек ее к себе, и его рот накрыл ее, приоткрыв губы, языки двигались друг против друга с отчаянием, которого он никогда раньше не испытывал. Это был результат недель сдерживаемой потребности, и сейчас он даст ей волю, будет поклоняться ей, пока она не станет красной и возбужденной.

Он прервал их поцелуй и прижался лбом к ее лбу, и у него мелькнула мысль, что он будет дорожить этим моментом — паузой между страстью, когда они разделили так много и разделят еще больше.

— Ты доверяешь мне?

— Да.

Он изучал ее еще мгновение, запоминая честность, запечатленную на ее лице, прежде чем поцеловать ее и поднять из бассейна. Он усадил ее на край и втиснулся между ее бедер, обхватив руками ее талию. Он остался бы здесь навсегда, если бы это означало, что она всегда смотрела на него этими глазами с тяжелыми веками.

— Скажи мне, что ты никогда не была обнаженной с мужчиной. Скажи, что я единственный.

Это был первобытный вопрос, странная потребность, которую он чувствовал глубоко в животе, которая вибрировала через нить, соединявшую их. Он хотел быть первым, кто исследует ее тело, единственным, кто узнает его правду и доставит ей удовольствие.

Выражение ее лица смягчилось, и он почувствовал, как ее рука накрыла его лицо. — Да.

Он снова поцеловал ее и просунул руки под ее колени. Он потянул ее вперед, пока она едва не оперлась о бортик бассейна. Его поцелуи переместились с ее рта на подбородок, на грудь и живот, подбородок коснулся влажных завитков в центре ее тела, подгоняемый Персефоной, чьи руки запутались в его волосах, дергая и царапая, когда резкие вздохи и чувственные стоны вырвались из ее рта. Это была эротическая симфония, которую он мог слушать до конца своей бессмертной жизни.

Покрывая ее кожу поцелуями, пробуя на вкус языком, он обнаружил то, чего не ожидал — дефект на ее идеальной коже. Обесцвеченные пятна заживающего желто-зеленого цвета, синяки, расползающиеся по ее бедрам.

Он посмотрел на нее снизу вверх.

— Это был я?

— Все в порядке.

Он все еще хмурился, ненавидя то, что причинил ей боль, и целовал каждый синяк, полностью исцеляя их, когда приближался к ее входу. Не было никакого ожидания, как только он почувствовал ее жар. Он думал подразнить ее еще больше, вызвать недозволенные вздохи разочарования и требования его языка, но он был слаб, его сдержанность была разрушена. Он набросился на нее, как будто она была пиршеством, а он умирал с голоду. Ее крик удовольствия пронесся через него, прямо к его члену,

напоминая ему, что у них впереди еще несколько часов наслаждения.

Он начал с легких поглаживаний, задевая ее клитор и скользя по влажному входу, но когда ее руки сжались в его волосах, а крики стали гортанными, он притянул ее ближе, проникая языком глубже, пробуя сладкую скользкую кожу. Она извивалась под ним, и он одной рукой удерживал ее на месте, в то время как другой дразнил этот комок чувствительных нервов. Она напряглась под ним, плотина, готовая прорваться, и когда она наконец обрела освобождение, он выпил.

Затем она села прямо над его членом, ее вход дразнил его кончик, и он стиснул зубы, чтобы не насадиться на нее. Когда он отстранился, его глаза впились в ее.

Позволь мне овладеть тобой, подумал он. Он наблюдал, как она прикусила губу, еще одно безмолвное приглашение, но как только он двинулся, чтобы ввести в нее свой пульсирующий член, он услышал голос Минфу.

— Лорд Аид?

Ему казалось, что его зубы вот-вот разлетятся вдребезги. Он никогда в жизни так сильно не ненавидел звук, но этот был тем, который он проклял бы до конца своего существования. Он заметил, как напряглась Персефона, и удержал ее на месте, когда оттолкнулся от края бассейна, повернувшись так, чтобы она оказалась спиной к нимфе, когда та вошла в ванну. Это была попытка сохранить часть ее скромности, даже когда ее ноги все еще обнимали его за талию.

За исключением того, что Персефона удивила его, обхватив рукой его член.

Они уставились друг на друга, и если бы взгляды могли разжечь огонь, они бы испепелили.

— А…

Минфа стояла на верхней ступеньке лестницы, ведущей в бани. Ее челюсть сжалась, а черты лица стали жесткими при виде того, на что она наткнулась.

— Да, Минфа?

Голос Аида был напряженным, его гнев и желание боролись за господство в его сознании. Рука Персефоны скользнула вниз по его стволу, ее большой палец водил легкими кругами по головке его члена.

— Мы…вы не пришли на ужин, — сказала она.

Все, о чем мог думать Аид, было: Почему она все еще говорит?

— Но я вижу, что вы заняты.

Рука Персефоны опустилась к самому основанию.

— Очень, — процедил он сквозь зубы.

— Я дам повару знать, что вы полностью насытились.

Вплоть до кончика.

— Вполне, — процедил он сквозь зубы.

Минфа задержалась там еще на мгновение, как будто хотела сказать что-то еще, но — умно — передумала. Она повернулась и ушла, а Аид потянулся к Персефоне. Они продолжат с того места, на котором остановились. Она достаточно подразнила его, и теперь он узнает, каково это — быть внутри нее, быть поглощенным этим завораживающим жаром.

За исключением того, что она оттолкнула его.

— Куда ты направляешься?

Он последовал за ней.

— Как часто Минфа приходит к тебе в ванну? — спросила она, выходя из бассейна.

— Персефона.

«Не делай этого. Не иди туда», — хотел сказать он, но она не смотрела на него и прикрылась полотенцем.

— Посмотри на меня, Персефона.

Он все еще был в бассейне, но продвинулся вперед настолько, что вода доходила ему до бедер. В каком-то смысле он чувствовал себя таким же обнаженным, его твердая плоть была полностью выставлена напоказ, так что у нее не оставалось сомнений в том, что он хочет ее.