Игра титанов
Шрифт:
– Ты сошел с ума, ублюдок! Братья, встанем и попытаемся…
– Этого – в первый десяток, – шепнул Харугот. – Мечи наголо и приготовились! Быстро!
Чернокрылые метнулись в стороны, а он полез в кожаный мешочек, что носил на поясе. Осторожно развязал его и вынул крохотный цветок насыщенного темно-лилового оттенка. Стали видны иззубренные лепестки, усаженные мелкими капельками то ли росы, то ли воды.
Темное Сердце, необычайное редкое растение, что цветет лишь под снегом и чьи свойства ведомы мало кому из мудрейших.
– Поехали! –
Десять мечей ударили одновременно, десять воплей слились в один. Харугот вдохнул аромат Темного Сердца. Вздрогнул и согнулся пополам от муки, когда боль, непредставимая, чудовищная, разорвала ему чрево.
Сейчас он ощущал то же самое, что и десять раненых, все их муки, все терзания.
А запах цветка позволял Харуготу выдержать, не потерять сознание.
Боль – единственный инструмент для того, кто хочет освоить истинную силу Тьмы. Той Тьмы, что плещется за гранью мира, а не рассеянных ее частиц, заключенных внутри его скорлупы.
Причем эту боль необходимо причинять себе.
Но человеческое тело – хрупкая вещь, и если мучить его, то рано или поздно испортишь. Поэтому Харугот давно научился воспринимать боль других, тех, кто страдает рядом.
Именно для этого он держал в подвалах Золотого замка отряд палачей, для этого ходил смотреть на пытки и казни.
И чем сильнее боль, тем большую силу ты можешь использовать…
Десять человек умирали, по полу текла кровь, лилась вонь распоротых кишок. А Харугот, стараясь не отвлекаться на собственные мучения, медленно начинал плетение заклинания.
Попытайся понять его любой из магов Алиона, он бы потерпел неудачу. Самый мудрый эльфийский волшебник, человек, постигший все тайны Истинного Алфавита, даже йотун или нагх отступил бы, завидев, как вокруг консула Безариона проявляется темный вихрь.
Он поднимался и рос, пока не уперся в потолок, внутри него задвигались черные тени. Гвардейцы дружно вытаращили глаза, но ни один не отступил, не показал страха. Тут собрались самые лучшие, самые смелые и наиболее преданные, прошедшие вместе с Харуготом огонь и воду.
Все они знали, что он могучий колдун и что сила его не такая, как у других магов.
Даже бывшие узники, распростертые на полу, исполненные злобы и ярости, трясущиеся от ужаса смерти, на миг замерли.
– Следующих! – прогремел из темного вихря голос, мало похожий на человеческий, и глаза консула вспыхнули алым огнем.
Чернокрылые сорвались с места. Еще десять кандальников оказались жестоко перевернуты на спины. Мечи вонзились в плоть, к воплям и стонам добавились новые, зазвучали проклятия. Один из тех, до кого еще не дошла очередь, попытался вскочить, опрокинулся обратно от удара в лицо.
Вихрь вокруг Харугота стал гуще.
Но что странно, он не мешал видеть консула. Руки его танцевали, совершая плавные и в то же время быстрые движения. Лицо было искажено, словно от боли, скатывались по нему огромные капли пота. И висел около носа, прямо в воздухе, крохотный лиловый цветок.
– Что он делает? – шепотом спросил один Чернокрылый другого.
– Откуда я знаю? – ответил тот хриплым от напряжения голосом. – Если бы знал, носил бы не кольчугу, а коричневый балахон…
Тут он ошибался. Даже ученики консула не были посвящены в то, чем сегодня занимается их наставник.
– Следующих! – Приказ громом отдался под потолком, а стены тронного зала качнулись.
По спинам золотых драконов, что стояли по углам тронного возвышения, забегали блики.
– Нет! Нет! Помилуйте! – заорал один из бывших узников.
Вопль перешел в стон, а тот – в неразборчивое бульканье.
На этот раз вихрь остался таким же, каким и был, зато из него выделились еще два поменьше. Они отплыли в стороны от Харугота и замерли подобно толстым колоннам. В каждом стала видна более темная сердцевина, а в ней – совсем тонкая черная полоса.
Консул двигался с трудом, шептал что-то, драгоценные камни на перстнях, украшавших его пальцы, казались тусклыми, будто их посыпали пеплом. Волосы стояли дыбом.
– Следующих! – Это прозвучало как писк, и все, бывшие в тронном зале, поморщились – тонкий звук уколол уши.
Чернокрылые выполнили приказ, мечи их обагрились свежей кровью.
К темным колоннам добавились еще две, разместившиеся чуть позади первых. И между ними забегали туда-сюда темные полоски, будто невидимый и очень быстрый паук начал плести сеть.
– Так это он что, строит? – пробормотал кто-то из гвардейцев. – Но что же это такое будет, а?
Пауза затянулась. Свет, падающий через окна, стал чуть тусклее, сквозь облака на западе проглянуло солнце. Но мгновенно спряталось, будто испугалось того, что увидело в Золотом замке. Темные полоски слились в сплошную завесу, за которой исчез Харугот. Осталось только злое сияние его глаз.
– Следующих! – От громоподобного рева сотрясся весь замок, даже служившая ему опорой скала содрогнулась.
Морские волны с ревом ударились о берег, в городе качнулись многие здания.
Чернокрылые не медлили.
Они хорошо знали, как правитель Безариона карает за неповиновение, и даже просто за нерадивость.
– Тва-ари, вот тва-ари… – прохрипел один из раненых последней партии. – Гнить вам в Великой Бездне вместе с вашим консулом…
– Заткнись, – посоветовал ближайший гвардеец. – Думаешь, нам самим это нравится?
Бывшие узники стонали и скулили, зал полнил аромат грозы. Сооружение из тьмы постепенно уплотнялось, на его стенках появлялись корявые рисунки, но исчезали тут же, так что не удавалось разобрать, что именно на них изображено. В углах сгущались тени, по стенам бродили непонятно откуда взявшиеся отблески. Кровь на полу застывала, из алой становилась темной.