Игра в Иную Реальность. Книга Знаний
Шрифт:
Теперь я всегда молчу, когда он бушует. Зато когда остывает, я говорю ему всё, что думаю. Довольно жёстко и резко. И он понимает, что это — моя реакция в ответ на его вчерашнюю бурю. Тогда он произносит:
— Ты — злая, когда голодная. Пойдём, я тебя накормлю.
И мы обедаем в каком-нибудь ресторанчике. Или ужинаем.
Постоянные нервы, жизнь как на вулкане… Периодически мне хочется всё бросить и уйти. Однажды, когда мы в очередной раз ужинаем в ресторане с одной из акул империализма, которая консультирует Брата по разным вопросам, я говорю, что
— Ты не сделаешь этого, Ди-Джи, — серьёзно произносит Акула.
— Почему? — удивилась я.
— Потому что ты не сможешь. Это означало бы предать людей, которые верят в тебя. И если сегодня ты сдашься и уйдёшь, ты предашь их.
— Я не понял, а почему ты хочешь уйти? — удивляется Брат.
— Потому что ты не любишь меня… Я хочу в отпуск, а ты не отпускаешь… — я смеюсь.
— Я тебя не люблю??? Да я тебя так люблю, маленькая Лис! Очень! Очень сильно я тебя люблю! — он обнимает меня, и, засмеявшись, добавляет:
— Просто я — старый солдат и не знаю слов любви…
За окном останавливается какая-то навороченная машинка.
— Сколько такая стоит? — спрашиваю у Брата.
— Новая? Да копейки, а что?
— Если я сейчас уйду, буду ездить на такой машинке.
— Ты будешь ездить на Мерседесе, если останешься, — грозно произносит он.
Для акул империализма я была Ди-Джи, для Брата — навсегда останусь просто маленькой Лис.
Мы едем покупать какой-то завод. Нас очень много, все — в чёрном, на нескольких чёрных машинах, и я не знаю всех «наших». Мы идём по какому-то полю, там — огромные лужи. Брат и Акула периодически одновременно подхватывают меня с обеих сторон и переносят на сушу.
Владелец завода — тоже весь в чёрном. Он сидит в чёрном кожаном кресле в чёрном-чёрном кабинете и напоминает мне… такого большого чёрного мохнатого монстра с множеством лап, который сидит по центру сплетённой им сети… Мне даже кажется, если он сейчас повернётся и покажет нам свою спину, мы увидим на ней огромный жирный крест…
Мохнатый не снижает цену, заметив, что только одна люстра в его кабинете стоит сто тысяч тугриков. Мы все оценивающе смотрим на люстру, посмеиваемся и уходим. Паук — Банкрот.
Мы гуляем по нашему городу все вместе: Брат с женой и детьми, Акула с женой и детьми, и я. На большой-большой и самой главной площади города дети куда-то убегают. Потом возвращаются, и Брат отчитывает своих за то, что они так далеко убежали, что могли и потеряться. Тогда его старший произносит:
— У тёти Алисы такое яркое платье, что мы никогда не потеряемся, пап…
И мне становится по-доброму смешно и даже как-то прикольно. И потому что меня никто ещё не называл тётей, и потому что сын Брата назвал меня тётей, как однажды мой сын назовёт Брата «дядей Бо».
Мы часто ездим с ним заграницу. По работе. Он не отпускает меня от себя ни на шаг. Мы либо работаем либо гуляем по городу с витринами Versace, Armani, Prada или по Городу на Воде. Он выбирает себе одежду и спрашивает меня: покупать или нет. Однажды он продемонстрирует мне майку с изображением огромной мишени на спине.
— Я не хочу, чтобы тебя убили. Сними сейчас же…
Он тяжело вздыхает, послушно снимает её и с грустью откладывает в сторону.
Мы ездим по разным акулам империализма и смотрим, где, что и как. И теперь они водят нас по всяким злачным местам. Правда, девочек нам не предлагают. Мы просто пьём коньяк. Потому что Брат знает, что я пью только коньяк или апельсиновый сок. Он не может запомнить дату моего рождения, но сразу же запомнил, что коньяк должен быть Реми Мартин. Правда, однажды он напоил меня своей на тот момент любимой самбукой. Если честно, я не знаю, как это зелье правильно называется, потому что это Брат его так называл.
— Алька, это — такая бука, которую поджигают, а она показывает тебе язык и говорит: «Сам ты Бука!»
Поздно-поздно, когда я уже валюсь с ног от усталости, после того, как мы пожелали друг другу спокойной ночи, он заходит ко мне в номер со словами:
— Слушай… А… что ты, Лиса, всё-таки думаешь по поводу того, что они нам сегодня сказали?
Я — ещё в одежде, но уже в горизонтальном положении на кровати. Он приземляется рядом на расстоянии вытянутой руки. И ещё где-то полчаса или даже больше мы обсуждаем рабочие вопросы. Потом он в очередной раз желает мне спокойной ночи и уходит к себе.
Внезапно звонит одна из Акул:
— Лиса, ты там — одна?
— Да, а что?
— Спустись, пожалуйста, вниз. Я хочу с тобой поговорить.
Я спускаюсь, и вот мы едем в какое-то злачное место, где Акула устраивает мне допрос по полной программе. Я знаю, зачем. И жду, когда Акула озвучит мне своё непристойное предложение, после чего произношу:
— Я никогда не смогу сделать Брату что-то плохое или что-то против Него.
— Ты — умная женщина. Но всё же… подумай…
Рано утром Брат уже вовсю стучит в мою дверь, а я ещё сплю. Плетусь в невменяемом состоянии к двери, открываю ему в почти непристойном виде. Он смотрит на меня и произносит:
— Упс… Лиса… ну ты это… просыпайся уже… пошли завтракать…
У меня почти нет его фотографий. Почему-то мы никогда не фотографируемся вместе. Правда, один раз сотрудники его другого бизнеса отловили нас на корпоративе, когда мы танцевали. Потом они подарят мне кружку с этой фоткой.
У нас часто бывают «корпоративы». Большие устраивает Брат, небольшие — я. На больших мы всегда танцуем, танцуем, танцуем. Мне очень нравится танцевать. А на небольших я собираю самых-самых, человек двадцать. И иногда пою им под гитару.
Иногда Брат заходит ко мне вечером и просит денег… в долг. Я никогда не спрашиваю, зачем. Я знаю, что он обязательно их вернёт. Тем более, что эти деньги у меня, они ведь всё равно — его деньги. Просто я ими у него заведую.
Периодически Брат приводит каких-то злых людей, которых представляет своими «друзьями». Я вижу, как у них горят глаза: им хочется получить себе Замок вместе с деньгами Брата. Тогда у меня начинается очередная шахматная партия… Мозговой штурм. Брат слушает моё мнение про этих людей только с того момента, когда я приношу ему неоспоримые факты и доказательства. Для этого нужно время. Тогда оно было, и я выигрывала.