Игра в кошки-мышки
Шрифт:
Его карьера триумфально подтверждала тезис, что настойчивая учеба берет верх над природой. По натуре Барлоу был легкомысленной личностью, но, когда имеешь дело с законом, необходимо решительно отбрасывать все лишнее и не позволять себе никаких глупостей. Романтичный по натуре, к присяжным он обращался весьма решительно. Барлоу пользовался известностью как толковый бизнесмен, хотя бизнес ненавидел больше всего на свете. Тот факт, что он стал королевским адвокатом в тридцать три года, смахивал на маленькое чудо и, возможно, был оправданием той самодисциплины, с которой
Фредерик шествовал по дорожке в распахнутой черной мантии, засунув большие пальцы в жилетные карманы. Над головой возвышался парик. Констанс всегда считала абсурдным, что тот оставлял открытое пространство над ушами. Взгляд его зеленоватых, как у кошки, глаз приводил в смущение свидетелей. Он улыбался.
— Привет, старуха, — сказал адвокат. — А я думал, что ты на вечеринке у Джейн Теннант.
— Мы там были, — не в силах перевести дыхание, ответила Констанс, — но Таунтон всего в нескольких милях отсюда, так что мы решили подъехать… посмотреть, как идут дела. Фред, это Тони Морелл.
Мистер Морелл элегантно представился. Он встал, вооружился самой победной улыбкой и от всей души пожал протянутую руку. Но Констанс заволновалась.
— Послушай, Фред… Мне очень жаль, что ты проиграл дело.
— Все в порядке. Превратности войны.
— Я хочу сказать, что мне ужасно жаль этого бедного Липиатта. Мне было просто плохо, когда я смотрела на него. Его в самом деле…
— Повесят? — закончил фразу Барлоу. — Нет. Во всяком случае, я так не думаю.
— Но ведь по закону… ты же слышал, что сказал папа!..
Фредерик Барлоу лишь присвистнул, и по лицу его было видно, что тема его не очень интересует, ибо он смотрел на Тони Морелла.
— Моя дорогая Конни, — сказал он, — игра в кошки-мышки — это идея твоего отца. Закон он и в грош не ставит. Заинтересован он лишь в том, чтобы торжествовала абсолютная неоспоримая истина, как он ее видит.
— Но я все же не понимаю.
— Видишь ли, Липиатт совершил убийство. Если я правильно понимаю, твой отец не считает, что при данных обстоятельствах он заслуживает виселицы. С другой стороны, он таки совершил убийство и заслуживает наказания. Так что твой уважаемый родитель дал ему поджариться в собственном соку, когда человек думает, что через восемь часов его поведут к петле. Затем мистер Айртон формально снизойдет к рекомендации проявить снисходительность, и министр внутренних дел заменит приговор на пожизненное заключение. Вот и все.
Выразительное лицо Тони Морелла помрачнело.
— Смахивает на инквизицию, не так ли?
— Может быть. Не знаю. Вопрос к судье.
— Но есть у него право на такие поступки? — настаивал Морелл.
— С технической точки зрения, да.
— А с моральной?
— Ах, с моральной! — сухо улыбнувшись, отмахнулся Барлоу.
Констанс чувствовала, что общение идет явно не по плану — в нем присутствуют какие-то подводные течения, смысла которых она не могла уловить. У нее было смутное ощущение, что Фред Барлоу едва ли не догадывается, что она собирается сообщить. Так что Констанс сделала решительный шаг:
— Рада это слышать. То есть это было бы плохой приметой или оставило бы по себе дурной осадок, если бы сегодня произошло нечто подобное. Я очень счастлива, Фред. Мы с Тони решили пожениться.
На этот раз Фред глубоко засунул руки в карманы брюк. Несмотря на все старания сдерживаться, у него побагровели скулы; он преисполнился предельной ненависти к этому невольному признаку волнения. Он понурил плечи под черной мантией и, уставившись в землю, стал раскачиваться на пятках, словно оценивая сказанное.
— Поздравляю, — сказал он. — Старик знает?
— Нет. Мы приехали сообщить ему, но ты же знаешь, как это бывает в последний день сессии. Сегодня вечером он едет к побережью, где мы с ним и увидимся. Но, Фред, сегодня вечером и ты едешь в свой коттедж, не так ли?
— То есть вы хотите, чтобы я сообщил ему эти новости. Так?
— Ну, как бы намекнуть ему. Пожалуйста, Фред! Ты же сможешь, правда?
— Нет, — подумав, отказался Барлоу.
— Не сможешь? Но почему?
Барлоу ухмыльнулся. Взявшись за отвороты мантии, словно обращался к присяжным, он склонил голову набок.
— Примерно двадцать лет, — мягко сказал он, — когда ты только училась ходить, а мне было двенадцать лет, я возился с тобой и заботился о тебе. Я решал за тебя арифметические примеры и делал упражнения по французскому, когда ты ленилась делать их сама. Когда ты попадала в неприятности, я вытаскивал тебя. Ты милая девочка, Конни, и твоя привлекательность не имеет границ, но тебе никогда не было свойственно чувство ответственности. Если ты собралась выходить замуж, тебе самой придется этим заниматься. И не только. Это лишь часть той грязной работы, которую ты должна сама делать. А теперь прошу простить меня. Я должен возвращаться к своему клиенту.
Девушка вскочила на ноги.
— Тебя это просто не волнует! — закричала она.
— «Волнует»?
— Ты и Джейн Теннант… — Она спохватилась. Затем презрительно продолжила: — И ты тоже боишься его, как и все прочие!
Барлоу не ответил. Он повернулся к Тони Мореллу и отпустил что-то среднее между поклоном и формальным кивком. Развернувшись, он в развевающейся мантии неторопливо двинулся по дорожке в обратный путь. Даже хвостик парика, казалось, красноречиво покачивался.
Мистер Морелл, который, казалось, мрачно размышлял на какую-то другую тему, встрепенулся и улыбнулся Констанс.
— Не обращай внимания, моя дорогая, — успокоил он ее. — Это в самом деле вряд ли можно считать его заботами. Ты же знаешь, я сам в состоянии справиться с этой ситуацией, — блеснул он улыбкой.
— Но, Тони… Кроме всего прочего, у тебя ужасно плохая биография, так ведь? Я хочу сказать, в глазах других людей.
— Увы! — с юмором согласился мистер Морелл. Он прищурился. — Это имеет для тебя значение?
Страсть, с которой она ответила, удивила даже его самого.
— Ни за что на свете! Я… я скорее из-за этого восхищаюсь тобой. И, ох, Тони, я так люблю тебя! Но… — Снова она замялась, щелкая замком сумочки. — Но что скажет мой отец?