Игра в кости
Шрифт:
— Обязательно, непременно сходим! Но — не сейчас. Так вот, как-то раз в конце смены подозвал меня незнакомый мужик. Смена оказалась тяжелая: пришлось много бегать, да и люди попались проблемные. Один пьяный придурок развязал мне фартук, а я не заметила, и до конца смены так проходила, поправляла его — казалось, что спадает. А придурок стоит, лыбится: «ой, как пошутил!». Короче, подозвал потом меня тот незнакомый мужик, не «шутник» этот, а другой, естественно. Думала, или клеиться начнет, или шоколадку подарит, или всё это в комплексе. Но — нет. Отвел в сторонку и предложил неплохо подзаработать: подменить клиенту солонку на точно такую же, как у нас использовали, а потом вернуть прежнюю. Я, естественно, возмутилась и отказалась, а он всучил мне в руки пачку долларов задатку. Деньги я сразу же вернула ему обратно, но он заявил, что все равно сделает кто-то другой, а уже один факт нашего разговора и передачи денег, является уликой против
— А тот клиент, у кого солонку меняла? Он что?
— Ничего, — пожала плечами моя собеседница. — Расплатился, ушел.
— И всё?
— Нет, не всё. Через какое-то время приходили менты и выспрашивали всех, кто что видел, что слышал. Тут я окончательно убедилась… Короче — так вот и приключился мой первый заказ.
— Да, но как часто бывает в подобных случаях, первый заказ мог оказаться последним.
— Не оказался. Потом, как-то раз, тот самый незнакомый мужик подошел на улице, когда я была одна, и предложил практически постоянную работу. Обещал регулярные заказы. С тех пор я называю его Шеф. Очень уж ему понравилось, как ловко я все тогда провернула. Из кабака, правда, велел уволиться. С моей стороны надо было выполнить ряд требований и соблюдать комплекс правил, ну и обучение пройти, конечно же. С обучение проблем не возникло, много чего я и так умела, а требования оказались вполне естественны и понятны. Главное – не повторяться. Аккуратно работать и никаких следов не оставлять. Почерк не вырабатывать ни в коем случае – каждый заказ должен выглядеть уникальным, самобытным и штучным. Аль Капоне тоже начинал с мальчика на подхвате, но сумел переквалифицироваться в киллера. Первым его заказом стало устранение одного китайца, не захотевшего делиться доходами от своего бизнеса.
Тут к нам пришел нахальный голубь-попрошайка. Птица вышагивала около нас затейливыми загогулинами, явно рассчитывая на подачку. Лена громко топнула ножкой, и раскормленный сизарь неохотно улетел.
— Сразу видно — не любишь ты голубей, — усмехнулся я.
— Да я и людей-то не очень, — вполне ожидаемо сказала Лена.
— Это прям как из «Чонкина» у нас получилось.
— Войновича читала лет пятнадцать назад, так что не припомню этого момента, извини уж, — мрачно призналась девушка.
— А из бара как удалось уйти? — допытывался я.
— Очень просто. Поработала еще какое-то время, а потом взяла и уволилась. Когда в очередной раз начальница к чему-то прицепилась и орать начала, я вспылила и ушла. Получилось очень естественно, никто ничего не подумал. Зато у меня к тому моменту рабочего энтузиазма совсем не осталось. Так уходила бы месяц назад — жалела, а тут занятие изжило себя на все проценты. Зато за время работы в пивной я закалилась и душевно окрепла. Всякие ужасы и страхи меня оставили, и я избавилась от всего такого. Потом узнала, что сильная и крепкая натура не пускает в себя разные вредоносные сущности, а вот слабый человек для них лакомый кусочек, они терзают его душу, питаются ею, пока не остается пустая оболочка. Это как сетевые тролли — стоит им только прицепиться, и почувствовать слабину, потом не отвяжешься, хоть из Интернета уходи. Знаешь, иногда я искренне сожалею, что не парень, хотя и знаю, что моя проблема не в том, что я девушка, а в том, что в полной мере не могу ею быть. В общем-то, и парень из меня получился бы ещё тот. Я как-то даже притворялась парнем-придурком в одном из блогов, но ничего хорошего из этого не вышло, и проект пришлось забросить.
Тем временем мы уже не сидели на лавочке, а неторопливо шли в сторону Гавани. Моя собеседница, казалось, дорвалась, наконец, до возможности высказаться, и всё говорила, говорила, говорила… А я внимательно слушал и запоминал.
— Кстати, в живом журнале у меня ник — «Spoiler», — продолжала она, — я даже там на инглише писала, когда училась. Давно уже ничего туда не пишу, последний раз мой журнал обновлялся не помню уж когда. Но я использую его для обмена информацией и получения заказов. Общаться с заказчиками всегда предпочитала дистанционно, через Сеть или, если уж совсем иначе никак, то посредством голосообразующего протеза — такой вибратор, что нужно под нижнюю челюсть прижимать. Помнишь, как ты тогда испугался? Тогда, когда хотел вдруг с живым и настоящим киллером поговорить?
— Погоди… Это была ты, да? Так это ты — «Декстер»?
— Ну, я, — ответила моя собеседница, хитро глядя мне в глаза. — Бываю иногда и «Декстером», и «Механиком». А ты так и не сообразил? Я тогда еле сдерживалась, чтобы не заржать.
Некоторое время мне пришлось приходить в себя после услышанного.
— А я испугался? — удивился я. — Заметно?
— Еще бы! Конечно, заметно. Голос у тебя дрожал, ты в словах путался. Вообще, когда я использовала ту штуку, для создания механического голоса, то всегда действовало безотказно — заказчик пугался, размягчался и платил, сколько с него требовалось. Иногда, правда, отказывался от заказа, но такое случалось нечасто. Короче — без работы не сидела. Все заказы разделялись на пять типов акций, в зависимости от формы и конечной цели. Первый — открытая ликвидация. Обычно огнестрел с контролем в голову. Как правило, с близкого расстояния с последующим сбросом оружия прямо на месте. Иногда при открытой ликвидации практикуется снайперский выстрел издалека, но там свои проблемы и недостатки. Раньше популярностью пользовался взрыв, но к этому в наших регионах сейчас прибегают нечасто. Это делается для того, чтоб все знали, а кому надо — поняли. Предупреждение для оставшихся. Второй тип — «несчастный случай». Транспортная авария, падение со скалы во время поездки в горы, передозировка наркотиков, алкогольная интоксикация, отравление рыбой фугу в японском ресторане. Тоже все всё понимают, но юридически никакого криминала вроде бы нет. Третий вариант — «естественные причины». Тут вообще никто ничего не знает, и знать не должен. Официально — инфаркт, инсульт, внезапная смерть, если необходима срочность. А когда без спешки, то у объекта начинаются какие-то болезни, врачи ничего сделать не могут, и клиент загибается от внутренних кровотечений…
Она немного помолчала, будто обдумывала что-то, а потом продолжила:
— Четвертый тип ликвидации — исчезновение. Это когда объект бесследно пропадает, причем никто потом не может его отыскать. Жил человек — и нет. Куда делся? Может, сбежал и тихо живет где-то; может, лежит на дне Невы привязанный к чугунной батарее; может — закопан под тоннами мусора на свалке-полигоне; может — потерял всю память и стал бомжом. И, наконец, пятый тип акции — имитация самоубийства. В любом случае у каждого варианта свои специфики и трудности. Кроме всего прочего, необходимы глубокие знания об объекте, как рабочий инструмент. Помимо повседневных привычек, нужна информация о заболеваниях, непереносимостях и противопоказаниях. Надо знать компрометирующие факты биографии, склонность к азартным и прочим играм, страсть к коллекционированию. Еще нужны сведения о личной системе ценностей: этике, суевериях, религии. Мало кто задумывается о системе жизненных ценностей, а ведь именно эта система определяет, куда и когда объект направит усилия, что поставит во главу угла в каждый конкретный момент времени. Зачастую важно понимать, что является для объекта главным. Еще надо знать точные биометрические данные объекта. Размер обуви, вес, рост, группу крови…
— Иными словами, всё у тебя наладилось? На жизнь хватает?
— В общем-то, да, — негромко подтвердила она. — На жизнь, на отдых. Только я бы не назвала такие деньги легкими. Эта работа требует полного самообладания и беспристрастности, весьма тяжелый труд, не столько физически, сколько морально. Очень тягостно. Иногда в голову такая дурь лезет, вообще жить не хочется, как-то даже у психолога консультировалась. Заочно и анонимно, конечно. Бывает, о людях такое поймёшь, что хочется поубивать всех на фиг. Но это — так, минута слабости. Однако бросить, отказаться от такой жизни уже невозможно. И дело даже не в деньгах, в другом. Засасывает сам образ жизни, и нельзя что-то изменить. Даже не представляю, как бы существовала обычным человеком. Не получается…
— Но ты же филолог. В принципе, могла работать по специальности из своего диплома, или пойти на госслужбу. Там вообще всем пофиг, что у тебя в дипломе написано.
— Да? А как? И где? И за сколько? — нервным голосом риторически переспрашивала Лена. Видимо я случайно задел что-то больное. — Ты часто видишь объявления, что кому-то нужны филологи? Взять ту же госслужбу, что ты упорно рекламируешь. Что делать? Куда пойти? Как на работу устроиться? Каким образом? Вообще не понимаю, как и где люди ищут такие работы. О чём говорить с работодателем? Как писать резюме? Просто у меня всё давно по-другому, а для живого человека это как психоз. Честно скажу, если б вдруг захотела жить по-обычному, то даже и не знала бы, с чего тут начать. Помню, что когда-то была не такой, но в прежнее состояние вернуться не смогу…
Тут она, вдруг остановилась, и неожиданно резко сменила тему:
— Да, слушай, а где ты сейчас остановился? Я же так и не спросила тебя.
— Комнату в коммуналке снял. Тут, на Васильевском. Недалеко.
— Да? Может, к тебе зайдем? — бесцеремонно предложила она. — Покажешь, как устроился. Или у тебя дела всякие такие срочные? Или соседи будут против?
— Нет у меня сейчас никаких срочных дел, да и в квартире никого нет: одна комната, по-моему, пустует и запертая стоит, никто там не появлялся. А единственный сосед на дачу свалил. Взял с меня плату за четыре недели и умотал. Но самое ценное, всего за тысячу рублей он показал, где и что лежит на кухне!