Игра в семью
Шрифт:
— Пожалуй, мне стоит освежиться, — сказала я, понимая что готова задать все эти вопросы вслух. Неторопливо поднялась, а потом наклонившись к Ксюхе, спросила. — А где здесь уборные?
Ксюшка указала мне рукой куда-то налево и я сразу же поспешила в этом направлении. Дошла до указателя и, свернув за угол, быстро нашла дамскую комнату.
Закончив все необходимые дела, я встала напротив зеркала. Вымыла руки и посмотрела на свое отражение. Вот как так? Вот почему, когда Владимир Алексеевич так близко, я словно робею, теряюсь… и как завороженная смотрю на него? Люблю? Неужели? Или все дело в детской мечте, переродившейся
— Привет, — от неожиданности, брякнула я.
— Ага, — сказал он. — Какого черта ты здесь делаешь?
Он злился: жилваки играли, глаза смотрели сурово, а руки, которые он убрал в карманы брюк, нервозно дергались. Меня почему-то очень позабавила такая картина.
— Пардон, а что можно делать в туалете? — с усмешкой спросила я. Вова отреагировал на мои слова неожиданно: сильно схватил меня за руку и, прижав к стене, гневно задышал мне в ухо:
— Ты нарочно, да? — я с непониманием захлопала ресницами. Все меньше и меньше я узнавали своего Вовочку. — Приперлась в этот ресторан, зная что тут буду я, и даже села за ближний столик.
— Я не знала что ты будешь здесь, — покачала я головой.
— Ага, конечно! Я же тебе, еще до твоего отъезда в Крым, говорил, что у моего зама в этот день — день рождения и что отмечать его он собрался именно здесь.
— Я забыла, — честно ответила я.
— Забыла она, — не поверил мне Вовочка. — Что ты от меня хочешь, на что меня провоцируешь?
Внимательно посмотрев в Вовкины глаза, я опять покачала головой. Мурашек уже не было. Но и злости никакой к нему я не испытывала. Да и вообще, я почувствовала вдруг какое-то неожиданное равнодушие. Словно передо мной стоял не мой Вовочка, а просто — Владимир Алексеевич. Просто человек, который побывал в моей жизни.
— Я от тебя ничего не хочу. Ни сейчас и никогда больше, — ответила я и попыталась выдернуть свою руку. Руку он отпустил, но теперь схватил меня за шею. Я вдруг испугалась, Вова вел себя не нормально и… неосмотрительно. Здесь, в любой момент, мог появиться кто угодно. Но Вову это судя по всему, совершенно не беспокоило.
— Что у тебя с моим братом? — спросил он.
— Ничего.
— Да? — истерично усмехнулся дядюшка. — А почему он тогда так нахально раздевает тебя глазами?
— Наверно потому, что руками раздеть не получается, — съязвила я и тут же об этом пожалела. Вова разозлился еще больше, надавил пальцами на мою шею так, что мне стало трудно дышать. Я вцепилась руками в его руку, пытаясь ее убрать. — Отпусти, — прохрипела я.
— Придушил бы тебя собственными руками, — наклонившись к моему уху, прошептал он. — С удовольствием убил бы, чтоб не мучиться… Достала ты меня… Извела! Быть с тобой — не могу, но и без тебя хреново, каждую минуту, каждую секунду, думаю: где ты? с кем ты? — он ослабил хватку и я ненасытно втянула ртом воздух. А потом аккуратно поинтересовалась:
— Это ненормально, не находишь?
— А
— От какой любви? — спросила я. — Где она, любовь эта? Когда любят — заботятся. Когда любят — доверяют… и, когда любят — отпускают.
— Бред! — рявкнул он. — Не отпускают! Любовь просто так не уходит.
— Да, мы иногда сами ее на это толкаем. Но, так, порой, лучше и правильней.
Он просверлил меня взглядом:
— Ты… ты просто сама никогда меня не любила.
— И зачем же тогда я пять лет терпела? — с усмешкой спросила я, а глаза Вовы округлились в диком гневе:
— Терпела?! — переспросил он, опять потянувшись к моей шее рукой. — Ты меня терпела?
Я вжалась в стену и, глубоко вздохнув, спокойно ответила:
— Не тебя, а нашу ситуацию: твою жену, нашу тайну, наши редкие встречи, невозможность делиться своим счастьем с окружающими… Но это все не самое страшное — я понимала, что наши отношения возможны только так и никак иначе, но… Меня удерживало рядом с тобой странное и такое же ненормальное желание — урвать этот запретный плод… Вкусить, хоть немножко… Но он все таки горький, Вовочка… — я покачала головой и уставилась Вова в глаза. — И ты, своим маниакальным поведением, даже это желание убиваешь… Убил, — поправила я. — Я не смогу тебе простить твое поведение по отношению ко мне и… к моим знакомым. И я точно никогда не забуду, что произошло между нами, когда ты явился ко мне пьяным… и я не хочу, чтобы это повторилось.
— Не повториться, — сказал он тихо.
— Не повториться, — согласилась я. — Все, что было между нами… больше не повториться… Прости, если есть за что и…
Он не дал мне договорить:
— Хватит меня этим пугать.
— Я никогда тебя этим не пугала, вспомни, я смиренно ждала тебя, ничего не просила и не требовала. Не требую и не пугаю и сейчас. Я серьезно. Хватит.
Мой спокойный тон и невозмутимый вид, вызвали в Вове очередной приступ ярости — он опять схватил меня за шею:
— Не смей, слышишь, не смей! Ты… ты моя, моя…
— Твоя кто? — спросила я. Вова нахмурился и задумался. Думал он долго и долго ничего не отвечал. — Вот видишь, ты даже не можешь ответить на этот простой вопрос… Я подскажу — я племянница твоей жены, та самая девчонка с косичками, которую ты научил играть в шашки и карты. Пусть ей я и останусь. А все прочее — отпусти. Отпусти меня сейчас и навсегда. А я постараюсь впредь не попадаться тебе на глаза.
Он наконец-то понял что я говорю серьезно, отпустил мою шею. Я облегченно выдохнула и посмотрела в лицо дядюшки: его глаза были полны гнева, страшное и опасное зрелище. Вова вдруг резко поднял руку, а я вжала голову в плечи, как в ожидании удара. Но удара не последовало. Вова просто провел рукой по голове, зачесывая волосы назад.
— Ты пожалеешь, — тихо сказал он, отступая от меня на шаг. — Пожалеешь. Очень скоро. Я тебе обещаю…
— А что это вы тут делаете? — услышали мы голос Вадима и одновременно обернулись. Вадик стоял в двух метрах от нас и, сложив руки на груди, хмурился.
— Разговариваем, — ответил Вова и отступил от меня на еще один шаг. Вадим внимательно оглядел Вову с ног до головы, а потом посмотрев на меня, с улыбкой сказал:
— Кирюх, мы за стол уже рассчитались, ждем тебя… — перевел взгляд на брата, убрал улыбку и произнес: — Да и тебя, Володь, там уже потеряли.