Игра. Реванш
Шрифт:
— К ЧЁРТУ ВАШИ СОБОЛЕЗНОВАНИЯ, — Белов рухнул на колени, раскачиваясь из стороны в стороную.
— Наташа, почему, почему ты оставила меня, сейчас, когда Смолин скоро окажется за решёткой, почему…
«Лерочка, мама…наша мама…»
«Я ЗНАЛА, ЗНАЛА, ПАПА, ОН УБИЛ ЕЁ, ПАПА, Я ЗНАЛА!» — орала дочь, с совершенно безумными глазами бросаясь на него с кулаками.
«ПОЧЕМУ, ПАПА, ПОЧЕМУ ОН УБИЛ ЕЁ!»
— Я СОЙДУ С УМА, — пошатываясь, полковник ухватился за край стола, на котороме стояла чашка с недопитым кофе, а рядом начатая бутылка виски.
— Плохо, без тебя, плохо, — Белов, по стеночке добравшись до кровати, рухнул лицом
— Почему… — прошептал он, но ответом ему была гробовая тишина, царившая в его загородном коттедже.
Нутром Белов чувствовал причастность Смолина, но даже если в аварии не было его прямой вины, именно с того самого момента, ограбления Волгоградского банка, после задержания криминального гения в аэропорту, и началось чёрная полоса в жизни полковника.
Он лежал без сна, наглотавшись корваллола, перед глазами мелькали видения — Артём, Даша, Юлия и она, Наталья. На ум приходили слова Смолина: «Я заберу у тебя всё». Раз за разом он прокручивал их диалог после того как он прикончил его брата и каждый раз пытался убедить себя в невиновности Смолина.
«Завтра он идёт по этапу. Из «Чёрного дельфина» ещe никому не удавалось совершить побег. Шах и мат. Смолин в Соль-Илецке, но отчего так тревожно сжимается сердце?»
Промучившись до утра, Павел Дмитриевич и сам не заметил, как заснул. Во сне Белов снова увидел Смолина.
Как-то слишком уж отстранённо полковник наблюдал за тем, как Смолин поднимается по трапу самолёта, а через несколько мгновений стальная птица скрывается за горизонтом, унося Чёрного Ферзя в заоблачные дали. Там же, среди облаков, далеко за горизонтом, он увидел её, единственную и любимую, ту, которая никогда больше не улыбнётся и не позовёт ласково «Белов, очнись, заработался!».
Наташа шла медленными шагами, опустив голову, в ореоле слепящего белого света, ступая осторожно, как по минному полю. Даже во сне Белов ощущал, как гулко колотится его сердце. Он хотел двинуться ей навстречу, но словно врос в землю, не в силах ступить ни шагу.
Наталья, подойдя вплотную к полковнику, подняла на него грустные глаза и тихо сказала:
«Пашка, береги себя…»
Опустив голову ещё ниже, Наталья стала медленно растворяться в воздухе. Полковник ощутил боль, её боль: визг тормозов, звон разбитого стекла, последний вздох той, кто наполняла его жизнь смыслом…
Белов дёрнулся, просыпаясь весь покрытый холодным потом. Помотав головой, Белов обречённо закрыл глаза.
«Вот так и сходят с ума…» — подумал он, без сил падая на смятые простыни. До утра он больше не сомкнул глаз …
ГЛАВА 2
ЧИСТИЛИЩЕ
«Шахматы это жизнь!»
Роберт Джеймс Фишер, гроссмейстер
— Направо, лицом к стене, стоять! — рявкнул крепкий здоровяк, впечатав Смолина лицом в обшарпанную, покрытой тёмно-зелёной масляной краской стену, едва не сломав тому нос.
— Налево, теперь пошёл! — бесцеремонно ткнул другой конвойный дулом автомата в спину Алексею. Скрипнув зубами, Смолин, развернувшись, пошёл по тюремному коридору, отгородившись стеной ледяного презрения ко всему происходящему. Одному Богу известно, каких трудов ему стоило не выхватить автомат у конвойного и не уложить всех к чёртовой матери, тем самым подписав себе смертный приговор.
«Дождаться этапа — там всё получится! Пашка, я выйду, сынок! Осталось совсем немного! Сегодня я буду на свободе!» — мысленно обратился Алексей к сыну. Не выспавшийся, в серой арестантской робе, с всклокоченными немытыми волосами, запавшими смоляными глазами, струйкой крови, стекающей из разбитого носа, Алексей мало походил на того яркого, броского, невероятно красивого мужчину, с детства умеющего одним своим видом внушать страх, пускать на колени и подчинять своей воле. Неизменным оставалось одно — тёмные глаза, горящие холодным непримиримым огнём, да медальное непроницаемого выражение лица человека, чело которого при рождении судьба отметила особым мрачным поцелуем.
Когда в шесть утра Алексея Смолина, в окружении пяти конвойных, вывели из здания следственного изолятора № 1 и подвели к автозаку для перевозки заключённых, он поймал себя на мысли, что, возможно, всё может пойти не так, как он планировал. Увидев два бронированных военизированных джипа, стоящие по бокам автозака, он внутренне напрягся, понимая провальность задуманной операции. Слишком много внимания было привлечено к его персоне. Белов явно перестраховывался, бросив все силы на этапирование особо опасного преступника, и теперь все мысли о побеге разом отпали, а в душу Алексея закрались самые скверные подозрения.
«Этап… Боль… опять долбит, сука!» — скрипнул зубами Алексей, лихорадочно проигрывая в голове возможные комбинации. Руки в браслетах затекли, но он не обращал внимание. В этот раз фортуна явно была на стороне полковника, повернувшись к Смолину срамным местом, и этот факт вымораживал Алексея, причиняя не только душевные муки, но и физические.
«Зима, давай же, легионер, давай!»
Военный джип, возглавивший колонну, двинулся вперёд, следом, соблюдая дистанцию, тронулся с места автозак, а следом, с равным интервалом, замыкал шествие другой джип, нашпигованный бойцами из спецподразделения. В голове ворочался шуруп, словно рука садиста медленно и планомерно вкручивала его, причиняя арестанту неимоверную боль. Безумие мягкими волнами вновь накрывало Алексея, но вопреки ожиданиям ни его двойник, ни Гарик не явились из небытия, лишь только боль увеличивала зону охвата, нанося яростные удары то в висок, то в лобную часть, то в темечко.
В автозак, где не наблюдалось ни зарешеченного окна, ни малейшего намёка на вентиляцию, вместе с ним загрузились все пятеро конвойных. Крепкие молодые парни — гора железных мускулов, бычьи шеи, свирепый взгляд.
«Суки, завалил бы всех! — злобно подумал Алексей, глядя прямо перед собой, в который раз укорив себя за свой мальчишеский поступок: шахматная партия, затеянная Смолиным для услады собственного эго, не только стала причиной ареста Смолина, сломав ему судьбу, исковеркала её Павлу, Круглому, но и унесла жизни близких ему людей, Вероники, Гарика. В ночных видениях он раз за разом возвращался в тот вечер, где в дурманном полузабытье высаживал обойму в грудь ненавистного полковника, являющегося причиной всех его несчастий. В глубине души Алексей понимал всю абсурдность собственных суждений, выказывая согласие с тем, что это именно он виноват в аду, на который он обрек не только себя, но и преданных ему людей, но сделать с испепеляющей его ненавистью к Белову, был не в силах.