Играем в 'Спринт'
Шрифт:
До меня не дошел смысл последних слов Симакова.
Почему в Якорном? А Кузнецов? А одежда, подброшенная на пляж?
Я даже не пытался вникнуть в это противоречие. И комната, и люди, и стул у окна с сидевшим на нем флейтистом подернулись дымкой, отдалились. Перед глазами вдруг всплыла луна, дорога, искаженное
Я хотел спросить об этом, но не успел...
Когда я очнулся, стул у окна был пуст - Юрковского уже увели. Парень в милицейской форме продолжал возиться с бумагами, а Симаков сидел в кресле напротив, держа руку у меня на колене.
– Ну вот и молодцом, лейтенант, - сказал он.
– Таким ты мне больше нравишься.
Не знаю, что ему во мне понравилось, но чувствовал я себя паршиво.
– Говорить-то можешь?
Я выдавил из себя какой-то невнятный звук.
– Ладно, ладно, вижу, что можешь.
– Он подавил улыбку.
– Не горюй, Сопрыкин, до свадьбы заживет. Кости целы, а царапины пройдут. И то сказать, сам виноват, зачем лез на рожон, дача-то блокирована была, на полсекунды ты нас опередил...
– Из сострадания он не стал развивать эту тему.
– Ничего, теперь ты у нас тот самый битый, за которого двух небитых дают. Отдохнешь денек-другой - и за работу.
– Стас...
– прошепелявил я.
– Здесь он, задержан, - успокоил он.
– Ты его так спеленал, что насилу развязали.
– Помявшись, он добавил: - Тут вот какая штука, Володя, ты еще не знаешь...
– Симаков убрал с колена невидимую пылинку.
– В общем, Кузнецов жив...
"Ну и шуточки у него", - подумал я, но Симаков не шутил.
– Жив Кузнецов, - повторил он.
– Мы нашли его тут, в подвале. В бессознательном состоянии, потому и задержались. Сейчас над
Я перевел взгляд на стул у окна, на котором раньше сидел Вадим.
– Говорит, что не хотел убивать Кузнецова, - объяснил Симаков. Рука, говорит, не поднималась. Собирался вывезти после фестиваля, а потом шантажировать: так, мол, и так, исчез, мол, вместе с выручкой, считаешься погибшим, а потому вот тебе на первые расходы и кати на все четыре стороны. Так-то, брат...
Он встал, подошел к двери и заговорил с кем-то стоявшим снаружи. Потом вернулся ко мне.
– Машина пришла, сейчас поедем.
"Куда?" - подумал я, но начальство на то и начальство, чтобы предвидеть вопросы подчиненных.
– В больницу тебе надо. Подлечиться и вообще...
Я достаточно хорошо изучил Симакова, чтобы сомневаться, что его "вообще" сказано неспроста.
– Между прочим, ты помнишь чемоданчик с двойным дном, ну тот, что Маквейчук для валюты приготовил?
Он полез в карман за своим "Беломором", но так его и не вытащил.
– Понимаешь, Володя, записную книжку мы в этом чемоданчике нашли. Связи у Стаса обнаружились, спекулянты, расхитители, эти бы связи прощупать...
Я оперся о подлокотник и попробовал встать. Симаков поддержал меня, и мы вышли на крыльцо.
Посреди двора лежало ярко-зеленое пятно травы, освещенной фарами милицейской машины. Чуть поодаль стояла "скорая помощь" с задранной кверху дверцей багажника.
"Вот и финал, к которому ты так стремился", - съязвил сидевший во мне чревовещатель.
"Скорей пролог", - по привычке возразил я, хотя в данном случае мы говорили об одном и том же.