Игрок 2
Шрифт:
Время на часах половина третьего. В эту пору все запоздалые гуляки вернулись по домам, а даже самые трудолюбивые пчёлы дремлют в своих постелях. В воздухе висит запах сирени. Она свешивается пышными соцветиями из-за каждого забора. Белая, разлапистая «Гусевская», тёмно-бордовая «Огни Москвы» и ещё десятки разных сортов, которым я не знаю названия.
Тишина вокруг стоит невероятная. Мои шаги разносятся по пустым переулкам, так словно их слышно на весь город. От этого становится даже неудобно, словно закашлялся в оперном театре,
Наверно поэтому мне и удаётся услышать тихий звук, словно где-то в переулке мяучит котёнок. Тихо так. Жалобно.
Стоял бы сейчас день, с его троллейбусами, толпой и шумом — ни за что бы не услышал.
Мяучит он и мяучит. Нет бы пройти мимо. В любом случае брать к себе я его не собираюсь. Меня с котёнком элементарно в гостиницу не пустят. Молока, там, или сосисок, или чем там полагается задабривать грустных котят, тоже при себе не имеется. Так что искать его в темноте крымской ночи нет совершенно никакого смысла.
С этими мыслями я останавливаюсь и сворачиваю в переулок в поисках источника звука. И совсем скоро нахожу.
На истёртых ступеньках аптеки, построенной, наверное, лет сто назад, сидит девушка. Тоненькая, темноволосая, совсем юная. Обхватила руками коленки и всхлипывает.
Одета в тонкое летнее платье, больше похожее на домашний халатик. А, может, халатик и есть. Только странно, что она в нём по улицам разгуливает.
— Доброй ночи, — говорю первое, что приходит в голову. Ведь хуже выныривающих из темноты незнакомцев могут быть такие же незнакомцы, только ещё и молчаливые. — Заблудились?
— Из дома сбежала, — она решительно шмыгает носом.
— А что так? — удивляюсь.
— Потому что Васька приехал, — объясняет она.
Есть у писателей одна скверная черта. Любопытство. Сколько поговорок про это придумал народ, начиная с Варвары и её носа. Но уйти, не выслушав историю этой девушки, которая в одном халатике плачет в темноте, это выше моих сил. Это, можно сказать, профессиональный риск.
— Кто такой Васька? — спрашиваю, присаживаясь рядом с ней на ступеньку.
— Жених мой, — выпаливает она возмущённо, — точнее, это он считает, что жених!
— А зовут тебя как? — спрашиваю.
— Меня Настя, — говорит она чуть с опаской, словно до неё только что доходит, что она откровенничает с совершенно посторонним человеком.
— А меня Федя! — широко улыбаюсь ей, показывая, что я добрый и дружелюбный, — И как же так вышло, что он себя считает женихом, а ты его — нет?
— Они с Серёгой дружат, с братом моим. — рассказывает Настя, с той откровенностью, с какой делятся обычно своими жизненными невзгодами с людьми, которых никогда больше не увидишь, например, с попутчиками в поезде. — Они с пятого класса не разлей вода. Брат старше на три года, и Васька тоже. Он с детства твердил «женюсь, да женюсь». Я думала, он шутит, а он серьёзно. С армии пришёл и мне предложение сделал.
— А теперь вернулся? — догадываюсь я.
— Угу, — девушка всхлипывает, — говорит, что на работе его ценят, и квартиру дают, а если женится, то сразу двушку!
— Ну а ты не хочешь? — продолжаю играть в угадайку.
— Не хочу, — Настя упрямо мотает головой, — я море люблю и тепло. Тут подружки мои, однокурсницы. Не хочу никуда переводиться. Да и не люблю я его… Нравилось просто раньше, что такой большой и сильный рядом со мной ходит. Его все пацаны побаивались. А так, чтоб замуж…
— Так что может быть проще, — советую, — так и скажи, что не любишь.
— Говорила! — снова вспыхивать Настя, — не верит! Считает, что я молодая и глупая, а там «стерпится слюбится»! И родители туда же… Ээээхх… Вот пойду и утоплюсь! Пусть ему потом стыдно будет!
— Не надо топиться, — всерьёз озадачиваюсь решительностью моей случайной знакомой. — Ты скажи ему, что у тебя уже есть жених. Мол, другого любишь. Если этот Василий к тебе и правда трепетно относится, то не пойдёт против твоего выбора.
— Думаете? — с надеждой переспрашивает девушка. — Врать же нехорошо.
— Уверен, — киваю, — это правильная ложь. Во спасение и ради справедливости.
В этот момент ночную тишину разрывает шум мотора. Машина катит вниз по улице Кирова, ослепляя нас светом фар. Визжат тормоза, хлопают двери.
В первую минуту я думаю, что это товарищ Белогорский решил применить ко мне непротокольные методы убеждения. Но вместо бравых молодцов в форме, из машины, которая оказывается обычным такси, выскакивают два молодых парня.
Один широкий в плечах, как два меня с соломенной чёлкой раскачивается, как сошедший на берег моряк. По налитой багрянцем физиономии и остекленевшему взгляду заметно, что он изрядно пьян.
Второй, худощавый и темноволосый тоже подшофе, но держится куда увереннее. Оба в белых рубашках, словно их выдернули из за праздничного стола.
— Настюха, ты сдурела?! — кидается он к моей собеседнице, — а ну, быстро домой! Мать волнуется, в милицию звонить собирается.
— Не пойду, — упрямо заявляет Настя. — Хоть волоком меня тащи!
Между этими двоими очень хорошо заметно сходство. Так что, по-видимому, это и есть брат Серёга. А второй — тот самый Васька «с северов».
— Нааасть! Ну ты чего, а? — сопит Васька, — Что не так-то? Ну, хочешь, я на колени встану?! — заявляет он с пьяной решительностью.
— Не хочу! — вскакивает со ступеньки девушка, — и не поеду я с тобой! У меня, между прочим, жених есть!
— Врёшь! — Василий топчется перед крыльцом, как молодой бычок перед закрытыми воротами, — ты это прям сейчас выдумала! Нет у тебя никакого жениха!