Игрок 2
Шрифт:
Чем можно заинтересовать мадам прокурорскую жену? Изобразите из себя лопоухого лоха, которого захочется обыграть?
А зачем я ей? Никто не станет размениваться на мелочёвку, имея на руках большой куш.
Тем более что по мелочам парочка не работает. Перед ней есть куда более привлекательные варианты: интуристы с их валютой.
Белогорская в этом плане похожа на типичного хищника. В программе «В мире животных» Дроздов рассказывал, что хищники просто не видят тех, кто не подпадает под категорию добычи.
В точности, как и я для Белогорской. Надо, чтобы она стала различать меня на общем фоне.
И такая возможность вскоре возникает, причём с совершенно неожиданной стороны. Я в одних плавках и солнечных очках поджариваюсь в шезлонге, когда ласковое черноморское солнышко вдруг загораживает женская фигура.
Весьма симпатичная, между прочим, хотя и застывшая в гневной обличающей позе, другими словами, с руками, упёртыми в бока.
— Вы Евстигнеев? — сердито вопрошает девушка.
— Каюсь, грешен, — складываю руки на груди.
— Не паясничайте Евстигнеев, — хмурит лобик чудное видение, — у нас ответственное задание, а я вас два дня не могу найти.
— Так нашли же. — увещевания решительной особы никак не могут пробить броню моего хорошего настроения. — Думаю, это событие стоит отпраздновать. Присаживайтесь рядом, возьмите «маргариту», она отлично расслабляет.
— Некогда мне расслабляться, — фыркает она.
Но в шезлонг всё-таки усаживается, правда, на самый край, готовая вскочить, как пружина, в любую минуту.
Девушку зовут Татьяна. Она свежая и крепкая, словно гриб сыроежка. У Татьяны простое круглое лицо с едва заметными веснушками и огромные васильковые глаза со светлыми ресницами, которые выглядят одновременно наивными и наглыми.
Фигура её похожа на участниц парадов физкультурниц. Для идеальных пропорций, на мой взгляд, широковаты плечи и лодыжки, зато ноги, особенно та часть, которая не скрыта короткими шортами, выглядят превосходно.
Татьяна, оказывается, той самой сотрудницей «Интуриста», которой поручили подготовку буклета для забугорных путешественников.
К заданию она относится очень ответственно и планирует припахать меня по полной программе. Я уже морщусь от её организаторской активности и готовлюсь соскочить с вопроса, выдав какую-нибудь сборную солянку из рекламных слоганов будущих времён, как вдруг меня осеняет идея.
— Вы ведь будете делать иллюстрированный буклет? — спрашиваю я. — Мне говорили про фотографа, где он? Можем ли мы вместе обсудить будущие съёмки?
— Он в каюте, — вздыхает Татьяна. — Болеет, плохо переносит качку, морская болезнь у него.
Морскую болезнь у Григория, так зовут фотографа, удаётся излечить бутылкой «Крымского» пива. Он оказывается худым и черноволосым.
Кудрявая, непокорная причёска торчит у него на макушке, как венчик. Одной
Даже на меня, имеющего опыт посещения самых разных питейных заведений, бар на «Грузии» производит самое благоприятное впечатление. Обилие хрома и кожи, сделало бы честь любому подобному месту от Манхэттена до Сан-Франциско.
«Интуристовская» Таня даже слегка робеет от подобного интерьера, хотя, казалось бы, должна быть привычна к таким местам.
А вот Григорий оказывается практиком и больше интересуется прейскурантом алкоголя, а не внешним антуражем.
— За успех нашего предприятия! — поднимаю я коктейль.
Татьяна поддаётся уговорам и берёт бокал «маргариты» для храбрости. Храбрость ей, оказывается, нужна для второго и третьего бокала. Гриша глушит виски с профессиональной суровостью.
Я потихоньку начинаю пропускать тосты, чтобы направить энергию нашего разогнавшегося трио в нужное русло.
— Давайте танцевать, Фёдор, — невпопад предлагает Таня. — Вы знаете, вы мне поначалу не понравились… думала, вы сухарь, а вы совсем нет… Почему никто не танцует?
Она начинает приплясывать на месте, время от времени дёргая меня за рукав.
В баре действительно играет какая-то джазовая импровизация, способствующая созданию настроения общей беззаботности. Но для танцев ещё слишком рано, поэтому порывы Татьяны выглядят преждевременными.
— Фёдор наш человек, — одобрительно говорит Гриша. — Я бы с таким на любые съёмки поехал.
— Не неси ерунды, — перебивает его Таня, — мы уже на съёмках… Фёдор, а у вас есть идеи? Какая вкусная эта розовая штука… Как она называется… Можно мне ещё одну?
— Маргарита, — говорю. — Можно, Танечка, для тебя что угодно. В плане идей, конечно, они есть. Давайте размышлять, буклет, для кого делается?
— Для интуристов, — Таня поражается моей недогадливости.
— Значит, и фотографировать на него мы должны интуристов, — поясняю я. — Так, читатели сразу поймут, что такие же, как они — Джон, Пол или Фред — отлично отдыхают на советском теплоходе. Тогда этому Фреду захочется отправиться в плавание.
— А какая разница, интуристы или нет? — удивляется Таня. — Разве это заметно?
— А ты посмотри, — предлагаю я.
— У них пуз нету, — нетрезвым голосом заявляет Гриша, — физкультурники, что ли, все?
Вопреки советским плакатам, изображающим представителей западного мира толстенькими коротышками, большинство интуристов на борту действительно худые стройные и поджарые. Причём в основной массе — мужчины.
Вероятно, для жителей Запада поездка в СССР воспринимается всё ещё с долей авантюрности, и решаются на неё не любители семейного отдыха, а искатели свежих приключений.