Игрок
Шрифт:
Ноай подхватил, глубже загоняя нож:
— Вы сказали, Кудре, что он не понимает. Значит, мы можем, по крайне мере, не вменять ему в вину намерения оскорбить Его Высочество.
— Господа, господа! — регент отнял руку от лица и протестующе замахал ею. — Много слов. Слишком много. Ноай, вы забываете, что господин Ла ваш гость.
— Каюсь, — сказал герцог с видом искреннего раскаяния, — мое почтение к короне было слишком глубоким.
Мистер Лоу позволил себе рассмеяться.
— Если вы приносите мне извинения, господин герцог, то я их охотно принимаю.
Ноая передернуло от такой издевки. А мистер Лоу продолжал:
— Вы, господин герцог, и вы, господин дю Кудре, горячились совершенно напрасно. Выгода от отмены gabelle была очевидна для Его Высочества, и он просто попросил меня помочь объяснить ее вам.
— Именно так, — сказал регент, — именно так. Ваша критика относится в первую очередь ко мне. В вашей мысли, что король будет торговцем, есть некоторая натяжка. Не очень красивая натяжка. Пожалуй даже, очень некрасивая натяжка.
Его смех чуть сгладил смысл его слов. Но, тем не менее, господин де Ноай счел необходимым защититься:
— Все равно, монсеньер, это остается фактом, и факт этот меня возмутил.
— Оставим это. Я не собираюсь перевоспитывать вас. Моя кровь королевская и она нелегко вскипает. Меня беспокоит мнение канцлера по поводу юридического аспекта этого дела. Мне кажется, господин д'Агессо, что ваша задача — постараться убедить парламент.
— Да, монсеньер.
— Фактически вы должны постараться заставить парламент принять это решение.
— Это будет непросто. Не скрою, что для меня это очень болезненное задание.
Регент вздохнул, вставая из-за стола:
Eh bien! [30] Мы должны стараться не ставить вас перед необходимостью выполнения болезненных заданий.
Канцлер, чувствуя двусмысленность, быстро взглянул на регента, но увидел только ироничную улыбку.
— Я думаю, мы прекрасно поняли друг друга.
В карете Его Высочество ехал вместе с мистером Лоу. Регент тихо засмеялся:
— А ведь я и в самом деле думаю, что мы с господином д'Агессо прекрасно поняли друг друга. Я окончательно решил для себя и думаю, они все почувствовали, что сегодня произошло их отпевание.
Глава 6
Граф Орн
Через неделю мистер Лоу узнал, что имел в виду регент, говоря об отпевании.
Утром к канцлеру пришел герцог Ла Врийер и потребовал сдать все печати. Опешивший, д'Агессо хотел просить у регента аудиенции, но Ла Врийер сказал ему:
— Уверяю вас, это бесполезно. Его Высочество освобождает вас от выполнения обязанностей, которые вы назвали болезненными. Он считает, что государственные печати должны находиться у того, кто при любых трениях в парламенте будет представлять Его Высочество. Он также думает, что вам лучше уехать из Парижа в свое имение.
Поняв, что ссылка означает степень немилости, в какую он попал, д'Агессо больше не возражал.
Единственное, что он сделал до отъезда, это отправил письмо Ноаю, в которой назвал случившееся результатом интриг гнусного господина Ла, которые угрожают и герцогу.
Нельзя считать неестественным, что Ноай сразу же отправился в Пале-Рояль.
Его светлость искал повода начать с регентом разговор об отставке канцлера. Он нашел его, увидев на столе регента государственные печати.
Он изобразил изумление:
— Ваше Высочество, позволю осведомиться, не означает ли это, что д'Агессо ушел в отставку?
— По моему приказанию, — раздался спокойный ответ. — Это огорчило меня, но еще больше меня огорчило, что его понимание своего долга вступило в противоречие с моими указаниями. Чтобы пощадить бедного дворянина, я и освободил его от его обязанностей.
— Ваше Высочество, без сомнения, уже выбрал преемника?
— Господин Ла предложил на это место д'Аржансона. Действительно, это человек, который может управиться с парламентом, если тот начнет бунтовать. Вы согласны, Ноай?
Скрыть свое разочарование было выше сил герцога. Этот простой вопрос, заданный безыскусным тоном показался ему издевательством. Вспыхнув, он ответил:
— Мне трудно признать это правильным, но я вижу, что происходит. Поэтому я прошу Ваше Высочество соблаговолить принять мою отставку из финансового Совета.
Регент с сожалением вздохнул, продолжая улыбаться:
— Как вам будет угодно, мой дорогой герцог.
Смертельно побледнев, Ноай оцепенел в изумлении. Некоторое время он стоял неподвижно. Потом, не найдя нужных для ответа слов, он резко поклонился:
— Разрешите удалиться, монсеньер.
— Вы ничего не хотите попросить?
— Нет, монсеньер.
— Что ж, — вздохнул регент, — у меня есть для вас должность в регентском Совете.
— Я не думаю, что смогу там быть полезен.
Регент пропустил колкость мимо ушей.
— Как вам будет угодно, — сказал он, — можете идти.
Ноай вышел, кипя от негодования. Он рассказывал о несправедливости всем, кто ценил его и хотел выслушать. Его горечь удваивалась тем, что Франция, управляемая теперь кучкой интриганов, фактически отдавала свои финансовые дела в руки иностранного авантюриста, игрока, изгнанного ранее из всех европейских стран. Регентство Филиппа Орлеанского вело Францию к ужасным несчастьям.
Отставка человека, которого до сих пор считали главной опорой регента, не могла пройти незамеченной. Парламент был взволнован и сочувствовал Ноаю. Особенно возбуждала парламент герцогиня Менская, действовавшая через своих доверенных лиц — Помпадур, Малезье и некоторых других.