Игрок
Шрифт:
— Я чувствую тебя, чувствую, как ты кончаешь!
Извиваясь под ним, я чувствовала, как наслаждение охватывает каждую клеточку тела. В этот невероятный момент я была его.
Связана с ним, как ни с кем другим.
Я едва-едва успела вернуться к реальности, когда он приказал:
— Скрести руки на груди.
Ничего не спрашивая, я подчинилась.
Он схватил меня за запястья, и я оказалась в ловушке из собственных рук. И не могла пошевелиться, даже если бы захотела. Бондаж —
Как только я оказалась в нужной позиции, Дмитрий Севастьянов начал меня… трахать.
Своим массивным телом он врезался между бёдер, держась за меня для равновесия. Вколачивал в меня член от кончика до самого основания, шлёпая по моей киске.
Так глубоко я ещё ни разу не чувствовала, он словно лишал меня девственности.
— Что ты со мной делаешь?
Он, похоже, цеплялся за остатки самоконтроля.
— Трахаю — свою — жену.
— А-а-а! — с криком я достигла оргазма. Толчки стали сильнее. Я снова кончила.
Он просто начисто стирал мой разум, вводя в забвение. Внутри осталась лишь одна мысль: я — его.
Перекрикивая шлепки наших тел, он выдавил:
— М-м! Я сейчас кончу! Оно того стоило…
Его тело замерло. Из груди вырвался гортанный вопль.
Наши взгляды встретились. Он был в агонии. Не уверена, что он вообще дышал.
А потом он начал кончать и извергать семя.
С первым же залпом он тяжело глотнул воздуха. Его бёдра неконтролируемо дёргались, член пульсировал, он бешено заорал:
— ВИКТОРИЯ!
Он яростно в меня погружался, крики совпадали с каждым новым толчком семени. Разрядка всё длилась и длилась… до тех пор, пока моё тело не опустошило его.
С его губ сорвался последний стон. По телу прошла дрожь.
— Моя, — в забытьи прохрипел он. А потом упал на меня сверху.
Какое-то время мы лежали, пытаясь выровнять дыхание. Моё сердце гулко колотилось, его бухало в ответ.
— Тебе не больно? — спросил он.
— Неа. — Больно? Да я парила. — Это был больше, чем просто секс. — Мой голос звучал изумлённо.
Он приподнялся на вытянутых руках. С отяжелевшими веками он выглядел таким же одурманенным, какой чувствовала себя я.
— По-прежнему здесь.
У меня грудь стянуло, когда из уголка его глаза сбежала слеза.
— Малыш?
— Ты. — Его горло дёргалось, словно он пытался взять эмоции под контроль. — Ты не знаешь, что сделала.
Я занервничала.
— Что?
— Всё.
Я пыталась справиться с замешательством, когда его губы растянулись, обнажая белоснежные зубы на фоне загорелой кожи. Первая настоящая улыбка.
Я
Этот гипнотический взгляд.
— Лучше?
— Лучше просто не бывает. Абсолютно противоположно тому, что было раньше. — Подо мной дёрнулся его член, уже начиная твердеть. Торжествующий вид растворился, потемнел. — А значит, я должен многое наверстать, жена…
Глава 24
Меня разбудил барабанящий по стеклу дождь. Спросонья я не сразу поняла, где нахожусь.
— Дмитрий? — Его нигде не было видно. На часах рядом с кроватью светились цифры: без четверти четыре утра.
Перед этим он брал меня бессчётное число раз, пока я просто не вырубилась в его объятьях, хотя он по-прежнему оставался во мне.
Чувствуя себя неуютно, я поднялась и накинула халат. Не найдя его нигде на втором этаже, я спустилась вниз.
Из кухни я увидела среди открытого всем ветрам поля тёмную фигуру. Вокруг сверкали молнии.
Дмитрий?
Полуодетый, он стоял на краю утёса. Что он там делает под таким ливнем? Я кинулась к стеклянной двери.
Я так и не спросила его про шрам на руке. Были ли у него суицидальные наклонности? Или, может быть, они есть до сих пор?
Сердце защемило, я распахнула дверь и выскочила под дождь, приставив ладонь козырьком, чтобы прикрыть глаза.
Мысль о том, что я могу его потерять…
Снаружи завывал ветер, огромные волны разбивались о камни. От каждого такого удара земля под ногами вибрировала. Грохотал гром.
Он находился слишком близко к краю; ноги были мокрыми от брызг. Он стоял, одетый лишь в джинсы, с голой грудью. Голова была запрокинута назад, руки широко раскинуты, дождь лил прямо по лицу.
Я не верила своим глазам, пытаясь сморгнуть капли воды.
Он… улыбался.
— Дмитрий!
Он поднял голову, повернулся и протянул мне руку.
Несмотря на страх высоты, я её приняла. Прокричала сквозь ветер:
— Что ты здесь делаешь?
— Это славная гроза, любимая.
Я прижала ладонь к его горячей груди.
— Ты не холодный, но дрожишь. Почему ты дрожишь?
— Не знаю, как описать… — Его акцент стал заметнее. — Я чувствую… чувствую… так много всего. И всё это мне в новинку. — Это капли дождя бежали по его лицу или слёзы? — Я всё думаю о слове «дезинтеграция». Как о причине разъединения. На протяжении тридцати двух лет я был одним целым, а теперь стал кем-то другим.
— Я не понимаю, что это значит.
Он прижал меня к себе и вновь запрокинул голову, наслаждаясь штормом.