Игрушка для генерала
Шрифт:
Языком очертить ракушку уха, прикусить мочку, выжидая, не проникая. Только кончиками пальцев. Уловил, как она напряглась, и тут же склонился к груди, ударил по соску языком и втянул его в рот. Отпустил её руки. Чтобы схватила за плечи, чтобы зарылась пальцами в волосы.
Оторваться в очередной раз, чтобы приникнуть к губам, уже не кусая, но сплетая вместе языки, ощущая, как она расслабляется.
Трясёт от ожидания. Тело колотит крупной дрожью. Моё тело. Впервые.
Скользнуть пальцем в тесную глубину и резко выдохнуть. Маленькая. Такая маленькая. Тугая девочка. В жадном поцелуе к губам, не позволяя думать, выскальзывая из ее лона, чтобы дразнить клитор, который пульсирует под кончиком пальца, и тут
Что-то меняется, и я не понимаю, что именно… Меняется все: и поцелуи, и его ласки. Отпустил запястья, и я зарываюсь в его волосы. Пронзительное удовольствие трогать их руками, иметь право трогать. Прикасаться к нему. Вздрагивая и чувствуя, как Владимир сам дрожит. Триумфом осознание власти. Такой эфемерной, недолговечной. От стонов саднит в горле, а мужские ладони скользят по бедрам, слышу треск материи и прикосновение к пульсирующей, ноющей плоти. Меня выгибает, как тетиву лука, инстинктивно, подставляя грудь ласкам, запрокидывая голову, сжимаясь от напряжения, слыша его рычание. От осознания, что зверь замер, замерла сама. Задыхаясь, открывая пьяные глаза, притягивая Владимира за волосы к себе. Его губы они настолько красивые…чувственные, порочные. От одной мысли, что они только что жадно впивались в мой рот, в мои напряженные соски, захватывает дух. Мне страшно и в тот же момент я на грани безумия, на грани сумасшествия. Мне больно… от желания получить больше, больно до такой степени, что хочется рыдать громко и оглушительно. И пальцы Владимира скользят там, где никто не касался, заставляя закусить губы и вздрогнуть от утонченного удовольствия, утонуть в черном взгляде обезумевших глаз. Пронзительное осознание его опыта и собственной неопытности…Улавливая контроль. Его полный контроль надо мной и над собой. Да, контроль там, где его уже нет. Точка невозврата пройдена. И мной и им. Легкое проникновение пальца, и я чувствую, как открывается мой рот в немом крике, как искажается мое лицо, как рвется дыхание, каждый вздох — мучительный стон.
Владимир отбирает его жадно, властно и я впиваюсь сильнее в его длинные волосы, путаясь, наслаждаясь собственной вседозволенностью.
Слышу свой самый первый крик, еще слабый и жалобный, когда проникает в меня пальцем на всю длину и тело начинает биться в лихорадке. Я чувствую изнутри каждую фалангу и от осознания, что это ОН так ласкает меня сводит скулы и дрожат губы. Медленно. Мучительно медленно. Дразня и играя, заставляя изгибаться каждый раз, когда дотрагивается до ноющего узелка плоти и снова проникает вовнутрь. Неизведанное…сумасшедшее, невыносимое наслаждение. Я изнемогаю в его руках, и мне хочется умолять о чем-то, просить чего-то.
Но с губ только его имя и "пожалуйста"… это так естественно сейчас просить… "пожалуйста" бессчетное количество раз, в такт проникновению пальца, глаза в глаза и снова закрыть невыносимо тяжелые от кайфа веки. Внутри нарастает шквал, торнадо. Я хочу в эпицентр, я хочу в сам эпицентр, в водоворот, и я знаю, что Владимир ведет меня именно туда… в эту бездну дикого удовольствия.
Непроизвольно, подаваясь бедрами вперед, и я уже на краю. Я плачу… чувствую соль своих слез на щеках и тело на мгновение замирает, чтобы взорваться с яростной силой, впервые под мужскими руками. Я кричу или рыдаю… Мне кажется, я умираю, меня трясет, и я чувствую, как сокращаясь вокруг его пальца. Сжимая его волосы все сильнее, ударяясь головой о стену, закрывая глаза в изнеможении… с последним "пожалуйста" переходящим в протяжный стон облегчения.
Наблюдал. Жадно. Боясь упустить малейший миг её взлёта. Вдыхая в себя её крик. Слизывая своё имя с её губ. И понимая, что теряю контроль, что сошёл с ума только от того, что она обмякла в моих руках. и запах её оргазма. Терпкий. Остро-сладкий. Он кружит голову, он срывает все планки, и я дрожащими от нетерпения пальцами, расстёгиваю ширинку, освобождая пульсирующий член.
Приподнял Милу, прижавшись к её рту губами, дразня языком. Чувствуя, как сгорает заживо в пламени желания тело, когда коснулся её лона членом.
Распахнула глаза, впиваясь пальцами в плечи. Невинная. Чёрта с два, невинная. Она скручивала внутренности своей чувственностью похлеще любой опытной шлюхи. Её хотелось брать до исступления. Хотелось полностью отдаться тому огню, который тёк по венам, разбавляя кровь, превращая в кислоту.
Резкое движение вперёд бёдрами, и тут же губами поймать её вскрик, остановившись. Позволяя привыкнуть к себе. Дрожа от удовольствия. И адской боли от потребности двигаться в ней, поглотить в то же пекло, в котором подыхал сам.
Такая горяча моя девочка. Такая узкая. Маленькая.
— Тшшш…малыш… — вырывается невольно, скатываясь в тишину комнаты, разбивая её вдребезги, на осколки, тут же впившиеся в тело.
Отстраниться от неё, удерживая взгляд, чтобы сделать первый толчок. Второй. И третий. И сорваться с цепи. Содрать ошейник запрета с горла и слышать, как он с лязгом падает на пол.
Приподняв Милу под колени долбиться в неё, не позволяя закрыть глаз, теряя ощущение реальности. Сжимая ладонью грудь, оттягивая соски, шумно выдыхая в её губы.
Смотрю в его глаза, своими затуманенными от слез и понимаю… что ДО — это еще не было рабством. ДО еще была свобода. Свобода сердца, души. Больше я не свободна. Я зависима… потому что, глядя в его глаза прочла свой приговор и это не тот приговор, которые читали агенты в глазах своих Хозяев, я прочла приговор своей воле. Рабство начинается не с метки на одежде, рабство начинается тогда, когда понимаешь, что готова сама стать на колени и склонить голову… когда твоя душа уже на коленях. Я поняла это, когда открыла глаза после своего первого оргазма с ним… осознавая, что теперь я буду подыхать от голода сильнее, чем раньше. Ведь я уже попробовала на вкус… что значит быть с НИМ, быть ЕГО и что он может мне дать.
Приподнял вверх, и я впиваюсь в его плечи, задыхаясь в ожидании. Боль и тихий крик, не отрывая взгляда, почувствовать всего в себе, такого твердого, разрывающего на части. В губы всхлипнуть его имя… в какой раз, притягивая к себе, чувствуя, как окаменели его мышцы, как его трясет.
— Тшшш…малыш, — заставляет обхватить его шею руками и самой ответить на поцелуй. Он чувствует, какие соленые мои губы? Чувствует, что это не слезы боли… это слезы первого счастья? Моего. Самого. Первого. Счастья.
Вместе с первым толчком сильнее впиться в плечи, сжимаясь. Необратимо. Уже не избежать. Уже полностью в его власти. Второй толчок — впиться зубами в его губы. Неосознанно, невольно поделиться болью. И я чувствую, как взорвался контроль, как выпущен зверь на волю. Я сама его выпустила. И теперь он сожрет… и от осознания этого противоестественный стон наслаждения, уже иного, незнакомого, яростного. Выше, впечатывая в стену, глубже и яростнее… и боль сменяет волна за волной. Накрывают всплесками новых диких ощущений. Я больше не я, а стонущее, воющее животное, которое отвечает зверю на рычание инстинктивно. В самом примитивном танце, в самом первобытном. Больно и сладко, и не хочется ни мгновения передышки… смотреть в его глаза и чувствовать, как он берет меня не только плотью, но и взглядом. Отдает звериную похоть и жажду, заражая, отравляя его собственной дикостью, сминая мою грудь ладонями, сжимая соски, заставляя кричать… громко, надсадно, захлебываться криками, чувствовать, как снова по краю, по лезвию. Снова на грани шквала и взрыва…