Игрушка судьбы: Фантастические романы
Шрифт:
Он потянулся за бутылкой и приветственно поднял ее. Теннисон протянул свой пустой стакан. Налив виски, Декер подлил и себе и опустил бутылку на пол.
— Вообще, если задуматься, дело нешуточное, — проговорил Декер, отхлебнув виски. — Понятие, пронесенное через века, в муках, самой обычной формой жизни на заурядной планете под скромным солнцем, ставшее закономерным продолжением веры, ее кульминацией, только ею поддерживаемое и питаемое, — и вот теперь оно угрожает тысячелетним стараниям группы исключительно умных роботов! Нет, я не хочу сказать, что человек — самое глупое существо в Галактике, но
— Я не знаю, — признался Джейсон, — Думаю, никто не знает.
— А ведь мысль интригующая, согласись.
— Мысль пугающая, — уточнил Теннисон.
— Эх, жаль, что в Ватикане смотрят на вещи так однобоко, что они так беззаветно преданы своим попыткам отыскать истину в последней инстанции, универсальную веру для всей Вселенной… А ты хоть что-нибудь знаешь, до чего они уже докопались?
— Понятия не имею, — ответил Теннисон.
— А я почти уверен, что уже сейчас они знают ответы на массу вопросов, которые другим и в голову не приходили. Они наверняка уже очень глубоко забрались под кору вселенского Знания. Реши они уже сейчас воспользоваться тем, чем владеют, и они просто положат на лопатки всю Галактику! Слава богу, они об этом и не помышляют. Они настолько заняты своими делами, что даже не задумываются о таких понятиях, как «слава» или «могущество».
Декер поставил стакан на каминный камень, встал и отправился в тот угол, где была кухня, приподнял крышку котелка и помешал варево.
В это мгновение в нескольких дюймах от крышки стола, на котором лежали камни, возникло маленькое облачко искристой пыли. Пылинки поблескивали в отсветах пламени очага. Теннисон резко выпрямился, рука, державшая стакан, дрогнула, и немного виски выплеснулось ему на колени. Он вспомнил, что в тот день, когда он познакомился с Декером, он видел точно такое же облачко пыли над правым плечом Декера. Тогда он отвернулся, а когда снова посмотрел, облачко уже исчезло. Теперь, как он ни жмурился и ни таращил глаза, облачко оставалось и никуда не исчезало. Висело над столом — черт знает что такое!
Декер вернулся к огню, взял стакан и уселся на стул.
— Как насчет того, чтобы поужинать со мной? — спросил он, — У меня нынче жаркое. Хватит на двоих, даже останется. Сейчас замешу тесто, испеку хлеб. Горячий, пальчики оближешь! Кофе, увы, кончился, а чай есть.
— Чай — это просто отлично!
— А потом заведу «старушку Бетси» и отвезу тебя домой. А то темно уже будет, неровен час — заблудишься. А хочешь — оставайся ночевать. Кровать я тебе уступлю, и лишнее одеяло найдется. А сам на полу устроюсь.
— Я бы с радостью, но мне обязательно нужно вернуться сегодня.
— Ну, нет так нет. Только скажи когда.
— Том, — осторожно проговорил Теннисон, — Знаешь, у меня поначалу было такое впечатление, что ты человек крайне необщительный. Мне говорили, будто ты вообще отшельник.
— Чарли небось?
— Да, наверное. Я больше ни с кем про тебя не говорил. И никого не спрашивал.
— А и спросил бы, тебе любой то же самое сказал бы.
— Мне и в голову не приходило кого-то спрашивать.
— Даже меня не спрашиваешь. Когда я сюда попал, как я здесь очутился? И почему?
— Ну, если на то пошло, ведь и я тебе о себе ни слова не сказал, — пожал плечами Теннисон, — Хотя мог бы. Правда, в моей истории ничего такого интересного нет.
— Поговаривают, — сказал Декер, — будто бы ты спасался бегством. По крайней мере, так болтают в деревне.
— Все точно, — подтвердил Теннисон, — Желаешь узнать подробности?
— Не имею ни малейшего желания. Давай-ка лучше я тебе подолью.
Оба умолкли и сидели, потягивая виски и глядя на огонь.
Декер поерзал на стуле.
— Если не возражаешь, я бы хотел еще немного о роботах поговорить. Понимаешь, чтобы правильнее понять точку зрения Ватикана, нужно, по-моему, задать себе вопрос: «Что такое робот?» Слишком часто мы все упрощаем и считаем робота механическим человеком, а ведь это далеко не так. И больше и меньше одновременно. Подозреваю, что роботы частенько считают себя чем-то вроде «немножко других людей», и тут они точно так же ошибаются, как мы. Странно, правда, что люди и роботы ошибаются одинаково?
Самый первый вопрос, который следовало бы себе задать: способен ли робот любить? Дружелюбие — да, чувство долга — да, логика — да. Но как быть с любовью? Способен ли робот питать искреннюю привязанность к кому-то или чему— то? У роботов нет семей, детей, никаких родственников по крови. Любовь — эмоция биологического порядка. Нам не следует ждать такой эмоции от робота, так же как роботу не стоит надеяться, что он может ее испытать. Ему некого любить, не о ком заботиться, некого защищать — ему даже о самом себе особо заботиться не надо. При минимальном ремонте он может существовать практически вечно. Для него не существует понятия старости, которой мы все так боимся. Ему не надо копить гроши на черный день, на похороны. Что же до личной жизни, каких-то близких отношений друг с другом, то об этом и говорить не приходится. И из-за всего этого в жизни робота возникает зияющая, ничем не заполненная дыра.
— Но, прости, — возразил Теннисон, — может быть, он сам вовсе и не помышляет, что с ним что-то не так. Ему-то откуда знать, что у него чего-то не хватает?
— Согласен, это было бы так, если бы роботы жили сами по себе, отдельно от биологических форм жизни. Но они так не живут и, подозреваю, не могут жить. Они привязаны к людям, их к людям тянет. И, наблюдая за людьми столько лет, они должны были хотя бы подсознательно почувствовать, чего они лишены.
— Вероятно, ты клонишь к тому, что, будучи лишенными возможности любить и ощутив ту самую пустоту, о которой ты сказал, они обратились к религии, надеясь верой заполнить эту пустоту. Но, прости меня, смысла в этом маловато. Ведь религия немыслима без любви.
— Ты забываешь, — сказал Декер, — что любовь — не единственное, на чем основана религия. Есть еще вера. Причем порой — вера прямо-таки слепая. А робот сконструирован так, что очень долгое время может существовать именно за счет слепой веры. У меня сильное подозрение, что если бы робот стал религиозным фанатиком, он посрамил бы многих людей.
— Но тогда другой вопрос, — проговорил Теннисон. — То, чем владеет Ватикан, то, к чему он стремится, — религия или нет? Почему-то мне часто кажется, что это не так.