Игрушка судьбы: Фантастические романы
Шрифт:
— От кого ей прятаться?
— Не знаю, — ответил Элмер, — Поведение боевой машины непредсказуемо. Десять тысяч лет она была предоставлена самой себе. Скажи мне, Флетч, чего можно ожидать от ее комбинированного интеллекта после стольких лет одиночества?
— Либо ничего, либо всего сразу, — хмыкнул я, — Во что превратилась боевая машина, которая уцелела в чудовищной бойне? Что побуждает ее к жизни? Как воспринимает она окружающее, столь отличное от того, для которого ее изготавливали? И вот что странно, Элмер: похоже, люди совершенно не боятся ее. Она для них — нечто непостижимое, а, как я успел
— Чудные они какие-то, — проговорил Элмер, — Мне здесь не нравится. Я чувствую себя не в своей тарелке. Сомневаюсь, чтобы та троица с енотом заявилась к нашему костру без причины. Ведь им по пути надо было преодолеть колею боевой машины.
— Ими двигало любопытство, — сказал я, — У них тут тишь да гладь, поэтому, когда что-нибудь происходит, их разбирает любознательность. Так было и с нами.
— Естественно, — согласился Элмер. — И все же…
— Факты?
— Да нет, ничего конкретного. Но что-то меня тревожит. Давай сматывать удочки, Флетч.
— Я хочу, чтобы Бронко записал праздник. Едва он закончит, мы сразу уйдем.
Глава 9
Как и предрекал старик Генри, люди начали собираться вскоре после захода солнца. Они приходили поодиночке, парами и троицами, а иногда — целыми компаниями. Все толпились во дворе, у столов с едой. Кто-то пока отсиживался в доме; часть мужчин удалилась в амбар, и оттуда послышался звон посуды.
Столы вытащили во двор ближе к вечеру. Парни приволокли из плотницкой козлы, на которые положили доски, — так получились лавочки и платформа для музыкантов. Последние уже расселись по местам и теперь настраивали инструменты: с платформы доносилось пиликанье скрипок и треньканье гитар.
Луна еще не взошла, но небо на востоке отливало серебром, и черные стволы деревьев отчетливо выделялись на фоне светлой полоски в небесах. Собака подвернулась кому-то под ноги и с воем исчезла во мраке. Мужчины, что стояли у одного из столов, вдруг громко расхохотались, очевидно, над отпущенной кем-то шуткой. Костер, в который то и дело подбрасывали хворост, стрелял искрами; пламя жадно лизало сухие ветки.
Бронко расположился на опушке леса, и его металлический корпус мерцал в бликах костра. Элмер, присоединившись к какой-то компании у столов, судя по всему, оказался втянутым в оживленную дискуссию. Я поискал глазами Синтию, но ее нигде не было.
Кто-то тронул меня за руку. Обернувшись, я увидел рядом с собой старика Генри. Зазвучала музыка, по двору закружились пары.
— Не скучно одному? — спросил старик. Легкий ветерок шевелил его бакенбарды.
— Хочется спокойно понаблюдать, — ответил я, — Никогда не присутствовал на таких сборищах.
Я не кривил душой. В этом празднике было что-то от первобытной дикости и варварства; его необузданное веселье возвращало память к юности человечества. Как будто ожили древние обычаи и обряды — настолько древние, что на ум почему-то приходили кремневые топоры и обглоданные бедренные кости.
— Оставайтесь с нами, — пригласил старик, — Вы же знаете, наши все обрадуются. Оставайтесь; никто не помешает вам заниматься вашей работой.
Я покачал головой.
— Надо поговорить с другими, что скажут они. Но все равно спасибо.
На платформе надрывался певец; музыканты наяривали что— то немыслимое, однако движения танцоров были плавными и даже изящными.
Старик хихикнул.
— Это называется танцем престарелых. Слыхали?
— Нет, — признался я.
— Хлопну еще стаканчик, — проговорил он, — чтобы косточки не скрипели, да тоже пойду попляшу. К слову…
Он извлек из кармана бутылку, вышиб пробку и протянул мне. Бутылка приятно холодила руку; я поднес ее к губам и сделал глоток. Против моих ожиданий в бутылке оказалось неплохое виски. Оно ни капельки не напоминало ту отраву, которой меня угощали накануне.
Я вернул бутылку старику, но он оттолкнул мою руку.
— Мало, — сказал он, — Добавьте-ка.
Я снова приложился к бутылке. Мне стало хорошо и радостно.
Старик последовал моему примеру.
— Кладбищенское виски, — сказал он, — Малость повкуснее нашего будет. Ребята смотались нынче утром на Кладбище и выменяли у них пару ящиков.
Не успел закончиться первый танец, как музыканты тут же заиграли следующий. Я заметил среди танцующих Синтию. Меня поразила грациозность ее движений, хотя с чего я взял, будто она не умеет танцевать, честно говоря, не знаю.
Луна наконец поднялась над лесом. Мне было безумно хорошо.
— Еще, — предложил старик, вручая мне бутылку.
Теплая ночь, веселая компания, темный лес, яркое пламя костра. Я посматривал на Синтию, и мне вдруг отчаянно захотелось потанцевать с ней.
Музыка смолкла, и я сделал шаг вперед, намереваясь подойти к Синтии и пригласить ее на очередной танец. Однако меня опередил Элмер. Встав посреди двора, он неожиданно пустился отплясывать джигу; какой-то скрипач вскочил с места и принялся аккомпанировать ему, и вскоре к Элмеру присоединились все остальные.
Я не верил своим глазам. Элмер, который всегда казался мне тяжеловесным и неповоротливым роботом, теперь чуть ли не порхал над землей, извиваясь всем телом. Люди образовали вокруг него хоровод; они подбадривали его громкими криками и хлопаньем в ладоши. Бронко покинул свой пост на опушке и приблизился к танцорам. Кто-то увидел его; хоровод разомкнулся, пропуская Бронко внутрь. Он остановился перед Элмером, а потом запрыгал и завертелся, одновременно притопывая всеми восемью ногами.
Музыканты убыстряли и убыстряли темп, но Бронко с Элмером это было нипочем. Ноги Бронко летали вверх-вниз, точно помешавшиеся поршни, а между ними вихлялось набитое приборами тело. Земля гудела от дружного топота, и мне почудилось, что я ощущаю ее дрожь. Люди вопили и улюлюкали. Танец двух машин никого не оставил равнодушным.
Я скосил глаза на старика Генри. Он вертелся юлой, седые волосы его растрепались, борода трепыхалась в лад заковыристым коленцам.
— Танцуй! — гаркнул он, тяжело дыша. — Чего не танцуешь?
Не переставая дергаться, он выудил из кармана бутылку и протянул ее мне. Я схватил ее и пустился в пляс. Я запрокинул голову, и горлышко бутылки застучало по моим зубам; немного виски пролилось мне на лицо, но большая его часть попала туда, куда следовало. Я танцевал, размахивал бутылкой; по-моему, я издавал какие-то звуки — просто так, радуясь жизни.