Игрушки для императоров. Лестница в небо
Шрифт:
Я догадался, кого она имела в виду под этим «влиятельным человеком». Есть один такой человек, могущий приказать даже им. Нет, таких людей, кроме королевы, естественно, два, но вряд ли ее высочество принцесса Алисия будет заниматься подобными вещами – у нее есть собственная структура с внутренним контролем и полномочиями. Но все это только на уровне моих собственных догадок.
– Подвожу итог: мы должны решить проблему с Кампосом миром, без жертв и по возможности без огласки. Потому совет настоял на том, что вызволение тебя из тюрьмы – моя «личная инициатива», и серьезной поддержки в данный момент не окажет. Нам нельзя раскрывать, что
Я вспомнил последний разговор с преподавателем ИЛА.
– Чтобы не лишать королеву последнего козыря?
– Да. Мы – атавизм феодальной системы, причуда Короны. И для всех должны таковым оставаться. Только из-за этого ты просидел в застенках три дня. Извини.
Она извинялась, но извинениями в ее голосе и не пахло. Она лишь довела до сведения, констатировала факт, что это так. Мне же было не по себе, хотя я прекрасно понимал мотивы корпуса, и то, что им нельзя по-другому.
– Получается, я – герой? – Ирония из меня так и перла. – Сидел для того, чтобы у королевы была возможность нанести первый удар по кланам, когда это понадобится? Круто!
Ответом мне стала покровительственная улыбка.
– Мне нравится, малыш, что многие вещи тебе можно не объяснять.
Какое-то время мы молчали. Я приходил в себя от суровой правды: политика, мать ее!.. Она же просто рулила, ведя машину на пределе человеческих возможностей, ограниченных размером трубы тоннеля и скоростью «Эсперансы». Ситуация на дороге не изменилась, если не считать того, что с радиальной мы переместились на хорду, а после на Большое кольцо против часовой. Преследователи не отставали.
Понятное дело, никакой дорожной полиции на магнитке нет, это нереально. Гвардия стоит везде на въездах и выездах с нее, но сделать что либо с нарушителями на самой трассе технически невозможно. Да и правил как таковых особых, кроме требований безопасности, нет. Говорят, здесь где-то установлены пушки, на случай атаки террористов или для ликвидации особо опасных нарушителей, но они малоэффективны. Как им быть эффективными при таких-то скоростях? Ни один оператор не успеет дать сигнал на уничтожение, если на пятисотенной скорости какой-нибудь хмырь решит вмазаться в движущуюся колонну. Впрочем, нас это не касалось, в нас стрелять никто не станет, но, к сожалению, как и в наших преследователей.
Машина резко дернула, уходя в тоннель, ведущий на очередную магистральную хорду. Впереди, согласно дорожному навигатору, замаячила пробка из нескольких машин, идущих с дистанцией в сотню метров друг от друга, и «Эсперанса» резко дернулась вверх. Вновь включился форсаж, тело вдавило в сидение, но после, когда отпустило, я почувствовал, что готов разговаривать дальше.
– Итак, корпус непричастен к моему освобождению. Бумаги же – умело состряпанная юридическая несуразица. Для моего освобождения вы могли достать настоящие, тем более, время было, но вам это было не нужно.
Она кивнула, как знак того, чтобы я продолжал.
– Чтобы убедить всех в слабости корпуса, некто, одетая в парадную форму, по «личной инициативе», заявляется в городскую
Она отрицательно покачала головой.
– Все правильно.
– У меня не вяжется, Катюш! Слишком сложно! И слишком рискованно. Можно было сделать проще, и гораздо эффективнее!
– Можно. – Она согласно кивнула. – Но не всегда простые решения самые эффективные. Просто ты не понимаешь нашей философии, малыш, философии корпуса. Мы – изгои, не такие как все, и чтобы выжить в огромном и мощном мире нам приходится вертеться, озадачивая окружающих, ломая всем мозги и втирая очки, строя из себя тех, кем мы не являемся. Нас всего три сотни, Хуан, пойми. А это очень, очень-очень мало!
Помнишь, мы поднимали тему, что такое «второе дно»? – усмехнулась она, начиная новый виток разговора.
– Немного. Но буду рад, если напомнишь.
– Все считают нас сильными, почти всемогущими, способными на всё и плюющими на закон. Это первое наше дно. Его видят обыватели, такие как ты, как сегодняшние гвардейцы. Ну, кроме комиссара и покойного дона Сантьяго. Оно создает общий фон, но заведомо нереально, позволяя закулисно маневрировать.
Второе дно – мы на самом деле слабы, ничего не можем, а что можем – Лея не дает делать, опасаясь нашего влияния на дела государства. Эта версия имеет право на существование: примерно двадцать лет назад нашей главой была некая Сирена Морган, гром-баба, многое прибрала тогда к рукам. В те годы корпус был силой, был грозен и страшен, Лее пришлось приложить немало усилий, чтобы задвинуть Сирену и забрать власть назад, в свои руки. Это дно для тех, кто копает чуть глубже: аналитиков СМИ, журналистов, редакторов, представителей незначительных, мало что решающих на планете семей аристократии.
Я кивнул.
– Понятно. Но есть еще и третье.
– Да. Третье: мы – законченные стервы, грезящие всевластием. Имеется в виду совет старших офицеров, элита. Королева – одна из нас и с нами заодно, как и ее сестра – они обе офицеры корпуса. Мы вместе контролируем всю планету, но тайно, и даже кланы боятся с нами связываться. А для остальных должны выглядеть скромными серыми овечками, и потому прячемся за маску слабости, выставляя наружу второе дно.
– Круто!
– В пользу этой версии говорит то, что за двадцать последних лет корпус провел то ли пять, то ли шесть самостоятельных боевых операций. Всего лишь. И даже они не получили широкой огласки. Мы искусственно прячем мускулатуру, нас уже никто не боится, но одновременно с этим на территории дворца обретается три сотни вооруженных до зубов личных вассалов королевы.
Она сделала паузу, давая все усвоить, затем продолжила:
– А есть четвертое дно. Понял, какое?
Я кивнул:
– Что вы на самом деле слабы, и только пытаетесь выглядеть законченными стервами. Это дно нужно для самых влиятельных кланов, от которых на планете всё зависит, чтобы они не боялись давить на королеву, считая ее своей игрушкой. А за вами останется право первого удара, право переломить ситуацию в случае чего, пока она не набрала опасные обороты. И ради этого дна, а не того, которое видит сеньор Кампос и аналитики СМИ, вы оставили меня в застенках.