Игрушки

Олдисс Брайан Уилсон

Можно заняться живописью. Или позвонить подругам. Или подождать, пока вернется Генри. Или подняться наверх и поиграть с Дэвидом.

Она вышла в холл, к подножию лестницы.

– Дэвид!

Нет ответа. Она позвала во второй и третий раз.

– Тэдди!
– позвала она, уже пожестче.

– Да, мамочка?
– Короткая пауза, и золотистая пушистая голова Тэдди свесилась с верхних ступенек.

– Дэвид у себя в комнате?

– Дэвид ушел в сад, мамочка.

– Спустись ко мне, Тэдди.

Стоя неподвижно,

она смотрела, как маленькая мохнатая фигурка топает по ступенькам на неуклюжих лапках. Когда он добрался до нижней, она подхватила его и унесла в гостиную. Он лежал у нее на руках и смотрел. Вибрация его двигателя едва ощущалась.

– Встань здесь, Тэдди. Я хочу поговорить с тобой.
– Она поставила его на столик, и он встал, как ему было сказано - лапки вытянуты вперед и разведены в вечном объятии.

– Тэдди. это Дэвид велел тебе сказать, что он в саду?

Цепи в мозгу медвежонка слишком просты для лжи.

– Да, мамочка.

– Значит, ты мне солгал.

– Да, мамочка.

– Перестань звать меня "мамочка"! Почему Дэвид меня избегает? Ведь не боится же он меня?

– Нет. Он вас любит.

– Тогда почему мы не можем общаться?

– Дэвид наверху.

Ответ заставил ее замолчать. Зачем тратить время на разговоры с игрушкой? Почему просто не подняться наверх, не взять Дэвида на руки и не поговорить с ним, как любящей матери с любящим сыном? Она слышала, как тяжело молчит дом и какое разное молчание у каждой комнаты. А наверху что-то молча движется. Дэвид, прячущийся от нее.

* * *

Его речь близилось к концу. Гости внимали; пресса тоже - выстроившись вдоль стены банкетного зала в две шеренги, журналисты записывали слова Генри и время от времени фотографировали его.

– Наши служители будут во многих смыслах продуктами компьютеризации. Без компьютеров мы не смогли бы рассчитать сложнейшую биохимию синтетической плоти. Служитель сам по себе тоже лишь продолжение компьютера, потому что у него есть компьютер, только микроминиатюризованный, способный рассчитать любую ситуацию, возникающую в условиях дома. С ограничениями, конечно. Многим из присутствующих было известно о дебатах в комиссиях фирмы, когда принималось решение оста вить служителей бесполыми. (Смех).

Наряду со всеми триумфами нашей цивилизации - да, и наряду с разрушительным воздействием перенаселения!
– мы с грустью задумываемся, как много миллионов людей страдают от нарастающего одиночества и изоляции. Наши служители станут для них избавлением - они всегда отвечают, и даже самая нудная беседа не утомляет их.

На будущее мы планируем больше моделей, мужских и женских - некоторые без ограничений первых выпусков, обещаю вам!
– куда более совершенных, поистине биоэлектронных чудес!

У них будут не только индивидуальные компьютеры - они будут связаны с Мировой Сетью Данных. Каждый сможет наслаждаться Эйнштейном в собственном доме! Изоляция будет окончательна побеждена!

Сел он под бурные аплодисменты. Даже синтетические служители, в скромных костюмах сидевшие у стола, с удовольствием аплодировали.

* * *

Волоча свой ранец, Дэвид крался возле стены дома. Вскарабкавшись на узорную скамейку, под окном гостиной, он осторожно заглянул внутрь.

Его мама стояла посреди комнаты. Лицо ее было пустым: невыразительность испугала его. Он смотрел, будто зачарованный. Время словно остановилось, как остановилось оно в саду.

Наконец она повернулась и вышла из гостиной. Подождав минуту, Дэвид тихонько постучал по стеклу. Тэдди выглянул, увидел его, свалился со стола и заковылял к окну. Повозившись, он наконец отворил его.

Они смотрели друг на друга.

– Я нехороший, Тэдди. Давай убежим!

– Ты очень хороший мальчик. Твоя мамочка любит тебя.

Дэвид медленно покачал головой.

– Если она любит меня, почему я не могу с ней разговаривать?..

– Какой ты глупый, Дэвид. Мамочке одиноко. Поэтому она завела тебя.

– У нее есть папа. А у меня только ты. Вот я - одинокий...

Тэдди дружески шлепнул его лапкой по лбу.

– Если тебе так плохо, лучше еще раз сходить к психиатру.

– Я ненавижу его - он заставляет меня чувствовать себя ненастоящим!
– Он повернулся и побежал через газон. Медвежонок выпал из окна и заковылял со всей скоростью, какую давали его коротенькие лапки.

Моника Суинтон была в детской. Она еще раз позвала сына и теперь остановилась в нерешительности. Все молчало.

На столе валялась коробка фломастеров. Повинуясь внезапному порыву, она открыла ее. Десятки листков бумаги лежали внутри. Все они были исписаны фломастерами, неуклюжими каракулями Дэвида; каждая буква была выписана другим цветом. Ни одна записка не была закончена.

"ДОРОГАЯ МАМА КАКАЯ ТЫ НАСТОЯЩАЯ ТЫ ЛЮБИШЬ МЕНЯ КАК..."

"ДОРОГАЯ МИЛАЯ МАМОЧКА Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ И ПАПУ А СОЛНЦЕ СВЕТИТ..."

"МИЛАЯ - МИЛАЯ МАМОЧКА, ТЭДДИ ПОМОГАЕТ МНЕ НАПИСАТЬ ТЕБЕ. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ И ТЭДДИ..."

"ЛЮБИМАЯ МАМОЧКА, Я ТВОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ СЫН, И Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ТАК, ЧТО ИНОГДА..."

",ДОРОГАЯ МАМОЧКА ТЫ ПО-НАСТОЯЩЕМУ МОЯ МАМА И Я НЕНАВИЖУ ТЭДДИ..."

"ДОРОГАЯ МАМОЧКА, ПОДУМАЙ,КАК Я ЛЮБЛЮ..."

"ДОРОГАЯ МАМОЧКА, ЭТО Я ТВОЙ МАЛЫШ. А НЕ ТЭДДИ, И Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, А ТЭДДИ..."

"ДОРОГАЯ МАМОЧКА ЭТО ПИСЬМО ТЕБЕ ПРОСТО ЧТОБЫ ТЫ ЗНАЛА, КАК СИЛЬНО КАК ОЧЕНЬ..."

Моника выронила бумажки и разрыдалась. Сверкнув веселыми аляповатыми красками, они разлетелись веером по всему полу.

* * *

Генри Суинтон прибыл домой в прекрасном расположении духа и даже побеседовал по дороге с синтетическим служащим, которого прихватил с собой. Служитель отвечал вежливо и обстоятельно, хотя некоторые его ответы были не совсем уместны с человеческой точки зрения.