Игры фортуны, или Медвежий угол
Шрифт:
Прошло почти трое суток, прежде чем Афонасий Быков добрался до своей деревни. Стоя на горке, на опушке соснового леса, он смотрел вниз, где раскинулась его малая родина: пара дюжин крестьянских изб, небольшая деревенская церквушка и мельница. За церковью виднелись кладбищенские кресты. Там была похоронена вся его родня. Вон и его изба, а рядом кузница. Дом стоял в запустенье: крыша кое-где провалилась, окна и дверь заколочены, небольшой огородец зарос густым бурьяном. Жалость к себе, к своей не сложившейся судьбе, к брошенному хозяйству тут-же переросла в горькую обиду, которая острой косой полоснула по сердцу.
– Будьте вы прокляты! – прохрипел он негромко. Его голос, словно стон раненого зверя, возник и улетел неведомо куда, унесенный ветром. Любимое ремесло, любимая девушка, как давно все это было, кажется в другой жизни.
– А ты возмужал Афоня – раб божий, – внезапно раздался сзади знакомый голос.
«Колун» быстро развернулся. В нескольких шагах от него стоял пожилой священник в черной рясе. Он открыто, без всякого страха
– Что-то ты пугливым стал, раньше за тобой такого не водилось. Али не признал меня?
– А-а, это ты отец Серафим? – с явным облегчением протянул «Колун», – и как же я тебя не приметил?
– Господь слух отвел, – последовал скорый ответ.
Несколько мгновений они рассматривали друг друга. Отец Серафим, священник деревенской церкви, роста был чуть выше среднего, худощав. На его осунувшемся загорелом лице выделялись большие, сияющие какой-то внутренней силой, серые глаза. Этой силой была вера. Он неистово верил в Высшую силу, в Бога и старался привить эту веру своей пастве. Афонасий обратил внимание, что за последние годы старик заметно сдал: его лицо избороздили новые морщины, сам он заметно «усох», длинные седые волосы, собранные сзади в пучок, развевались на ветру, словно пакля. Однако дух его не был сломлен. Это то единственное, что старый священник смог не растерять за долгие годы трудного общения с многочисленными людскими душами. Отец Серафим опирался на посох, через плечо его была перекинута котомка. Он стоял на более высоком месте, возвышаясь над кузнецом, и тому вдруг подумалось, что старика направил к нему сам Господь, дабы подвергнуть испытанию его душу.
Афонасий повалился на колени перед священником:
– Благослови святой отец!
– Нету у меня к тебе благословения, – сухо произнес тот.
– А как же Господь, прощающий всех кающихся грешников? Ты же сам проповедовал.
Отец Серафим затряс своим посохом:
– Не поминай имя Господа всуе! Человекоубийство – есть тягчайший грех! Ответствуй, почто сотворил душегубство?! Почто загубил двух созданий божьих?!
Голос священника грозно вопрошал, словно глас Спасителя на Страшном суде.
– Двух?! – вскричал изумленный кузнец, – о чем говоришь ты, монах?!
– Уйми свой норов, Афонасий. Я тебя с рожденья знаю, эти руки тебя в святой купели крестили. Обманывать меня не к чему, одни мы здесь, да еще Господь. Ответствуй по делам своим!
Афонасий только сейчас почувствовал огромную усталость, словно все грехи его разом навалились ему на плечи. Полное безразличие и опустошенность овладели им.
– Зачем объяснять святой отец, все равно никто не поверит?
– Ответствуй, раб божий! – голос священника и его грозный, словно с иконы сошедший лик, подействовали на кузнеца. Осенив себя крестным знамением, он начал свою исповедь. По завершении своего рассказа Афонасий даже почувствовал, что немного полегчало на душе.
Выслушав историю кузнеца, отец Серафим задумался. Афонасий не решился нарушить наступившее тягостное молчание.
– Грехи твои тяжкие и отпустить их теперь я не в силах, – наконец произнес священник, – однако обещаю, буду молить Господа за душу твою грешную, да и тебе надобно в храм идти, о прощении молить всевышнего.
Внезапно невдалеке послышались многочисленные голоса. «Колун» вскочил на ноги:
– Смотри святой отец! Не выдай! – с угрозой в голосе воскликнул он, запрыгивая в седло. – Время настанет, приду грехи замаливать, а пока прощай.
Отец Серафим обратил внимание, как быстро изменился кузнец. Теперь перед священником предстал не кающийся грешник, а опасный, ощетинившийся волк-одиночка.
Пришпорив коня, кузнец скрылся среди деревьев. Отец Серафим еще долго стоял и молча глядел в сторону ускакавшего Афонасия. Исповедь кузнеца заставляла задуматься. Священник тяжело вздохнул, действительно « пути Господни неисповедимы». Ему очень хотелось, чтобы эта их встреча оказалась не последней.
Неизвестно, какая судьба ждала Афонасия в дальнейшем, но ближайшее будущее не сулило ему ничего хорошего. Возле деревни его заметили возвращавшиеся с поля крестьяне. Среди них был отец погибшей девушки. Уверенный, как и все в округе, что кузнец убийца его дочери, он загорелся праведным гневом, желая как можно скорее отомстить. Послали за подкреплением в деревню. На помощь прибежали еще несколько крестьян, прихватив с собой рыбацкую сеть. В результате облавы, благодаря внезапному нападению и численному превосходству, «Колун» наконец был схвачен. Опутанный сетью и избитый, окончание дня он встретил в подвале барской усадьбы. Ему очень повезло, что барин находился в отъезде и должен был приехать только на следующий день. Иначе этой ночью ему не дали бы уснуть. Дворовые же особой прыти не проявляли: покойного племянника барина не любил никто, а в смерти девушки от рук кузнеца они сильно сомневались. Наконец освободив кузнеца от сети, его оставили запертым в подвале. Управляющий приказал двум крепостным мужикам охранять дверь. Те же, понадеявшись на крепость запоров, отлучились на сеновал, где их ожидали подружки из числа местных красавиц. Вернувшись под утро на свой пост, горе – охранники в ужасе обнаружили, что дверь выбита, узник исчез, а невдалеке, прислонившись к стене, без сознания лежит солдат из команды, квартировавшей в поместье. Дальнейшее известно. Больше половины дня «Колун» бегал по лесу, путая следы. Когда он был почти уверен, что ушел от погони, приглушенный собачий лай
Близкий собачий лай заставил «Колуна» вздрогнуть. Времени на возню с молокососом уже не было. Пообещав молодому человеку скорую встречу, кузнец, перешагнув через бедного ямщика, скрылся в лесу. Чертыхаясь и отплевываясь, он снова продолжил свой бег, то и дело, уклоняясь от хлеставших по его лицу веток. Иногда он ненадолго останавливался и, сдерживая дыхание, прислушивался, не раздастся ли снова, так ставший ненавистным для него, собачий лай. Неожиданно лес закончился и «Колун» выбежал на открытое пространство, кое-где поросшее небольшими рощицами из молодых березок. Вдалеке, на горизонте темнела полоска леса.
– Чертово болото! – с отчаянием в голосе выдохнул запыхавшийся кузнец.
Поманив пальцем, капризная Фортуна снова повернулась к нему спиной. Тяжело дыша, «Колун» стоял у края болота и решал, как ему поступить: повернуть назад и попробовать с боем прорваться сквозь облаву или рискнуть пройти по болоту к спасительной полоске леса. В первом случае шансов выжить практически не было, во втором – хотя и эфемерная, но надежда все-таки была. К тому же «Колун» надеялся, что облавщики в болото не полезут. Достав тесак, он выбрал березку покрепче и, срубив ее, сделал шест. С большой осторожностью «Колун» ступил на болотный мох. Тот зашипел, словно сжатая мокрая губка, исторгая из себя мутную болотную жижу. Прощупывая дорогу самодельным шестом, он не торопясь, стал продвигаться вглубь болот. Отойдя достаточно далеко, «Колун» услышал сзади собачий лай. Повернувшись, он разглядел только что вышедших из леса двух человек с собакой. Один из них был одет в зеленый солдатский мундир. В руках тот держал ружье, которым целился в беглеца. В следующее мгновение над головой солдата взвился дымок, а затем долетел звук выстрела. Вестник смерти прошуршал возле головы «Колуна» и унесся вперед в поисках жертвы. Не раздумывая, кузнец картинно взмахнул руками и рухнул как подкошенный за ближайшую кочку. Он некоторое время пролежал неподвижно, изображая убитого и прислушиваясь к окружающим звукам. Затем, очень осторожно, «Колун» вытащил из-за пояса тесак и замер в ожидании своих преследователей. Однако все было тихо. Полежав без движения, еще немного времени, он не выдержал и незаметно выглянул из-за кочки. Увиденное озадачило его. Двое преследователей, как ни в чем не бывало, неспеша рубили ветки и укладывали их для костра. Собака спокойно лежала рядом, сложив голову на передние лапы, и изредка принюхивалась. Кузнец вознес молитву Господу, чтобы дувший в его сторону ветер не поменял направление.
– Не поверили! – заскрежетал зубами «Колун», – измором решили взять.
Оставалось, лежа на сыром мху, дожидаться темноты или того момента, когда преследователям надоест торчать возле болота, и они повернут назад. Не собираются же они и в самом деле провести всю ночь в столь мрачном месте?
«Колун» вдруг вспомнил деревенскую старуху Аграфену. Она славилась по всей округе тем, что могла лечить болезни различными травами и кореньями. Поговаривали еще, что она была ведьмой. Однако, если не дай бог припекало, люди тайком прибегали к помощи старухи. Как-то за неделю до гибели невесты Афонасия, Аграфена зашла вдруг в кузню с какой-то просьбой. А когда уходила, попросила: «Дай Афоня на ладонь твою гляну». Вглядевшись в огромную прокопченную пятерню кузнеца, старуха хмыкнула, покачала головой и засеменила к выходу. «Волка ноги кормят», бросила через плечо. А через неделю все и случилось. «Теперь волком по лесу и бегаю», подумал «Колун», вытирая рукавом лицо, «как в воду глядела, старая. Будь ты проклята, ведьма!»