Игры патриотов
Шрифт:
— Мистер Райан?
Это был врач. Вероятно, врач. Его халат странного розового цвета весь был забрызган кровью. Ему вряд ли было намного больше тридцати, отметил Райан. Лицо усталое, а к груди приколота карточка: «Д-р Барри Шапиро, зам.главного хирурга». Райан хотел было встать, но ноги его не слушались.
Доктор протестующе замахал рукой, чтобы он не вставал, и сам сел в кресло рядом с диваном.
«Что ты принёс мне?» — подумал Райан. Он и жаждал знать и боялся этого.
— Я — Барри Шапиро. Я оперировал вашу дочь, — быстро заговорил врач с каким-то странным акцентом. — С вашей женой ничего страшного. У неё раздроблено левое предплечье
Небольшое сотрясение мозга, но это не беда. Она быстро поправится.
— Она беременна…
— Это мы заметили, — улыбнулся Шапиро. — На беременности это никак не сказалось.
— Она хирург. И вот, вы говорите, рука… Не скажется ли это на её профессии?
— Вот как? Я не знал, что она хирург. Нет, с этим тоже не будет никаких осложнений. Рука повреждена, но ничего страшного. Все функции будут восстановлены.
Райан кивал, страшась задать следующий вопрос. Доктор на секунду замолчал.
«Неужели теперь черёд плохих новостей?..»
— Положение вашей дочери очень серьёзное.
Райан чуть не задохнулся, потом железный кулак, сжавший его горло, чуть-чуть ослаб. «Всё-таки она жива. Салли жива!»
— Очевидно, предохранительный ремень не был на ней застегнут, и её очень сильно бросило вперёд.
Райан кивнул. Салли всегда играла с пряжкой ремня, и нас это так умиляло, с горечью припомнил он.
— У неё сломаны обе ноги, сломаны все ребра с левой стороны и шесть с правой. Она не может самостоятельно дышать — мы её подключили к респиратору.
Она поступила с сильным внутренним кровотечением, тяжёлыми повреждениями печени и селезёнки, а также кишок. Когда её доставили сюда, у неё остановилось сердце, но мы тут же это дело наладили и сделали ей вливание крови. Так что, — продолжал без остановки Шапиро, — это уже позади. Мы с доктором Кинтер занимались ею почти пять часов. Нам пришлось удалить ей селезёнку. Это ничего, можно жить и без селезёнки, — сказал он, утаив, однако, что селезёнка важнейшая часть защитного механизма организма от инфекций. — Печень тоже была сильно повреждена, и нам пришлось удалить четверть её. Но это тоже ничего. Печень — это очень важно. Но я надеюсь, мы её неплохо подлатали, и если функции печени в основном сохранятся, то… все, вероятно, наладится. Повреждение кишок было незначительным, мы удалили всего сантиметров тридцать. Ноги — в гипсе. Мы займёмся ими потом. Ребра… Да, это болезненно, но угрозы жизни тут нет. Повреждения же черепа относительно невелики. Похоже, что основной удар пришёлся на грудь. Есть небольшое сотрясение, но без внутреннего кровоизлияния, — Шапиро потёр руками своё заросшее густой бородой лицо. — Сейчас главное — печень. Если печень придёт в норму, она, вероятно, полностью выздоровеет. Мы ведём за ней наблюдение, и часов через восемь-девять картина станет яснее.
— Не раньше? — лицо Райана перекосило от боли. «0на ещё может умереть…» — подумал он.
— Мистер Райан, — медленно выговорил Шапиро, — я понимаю ваши чувства. Если бы её не доставили сюда на вертолёте, она бы уже была мертва. На пять минут позже, и мы бы её не смогли спасти. Видите, как всё это было на грани? Но сейчас она жива, и обещаю вам, что мы сделаем всё возможное, чтобы она жила. Ею занимаются лучшие в мире врачи. Точка. Лучшие! Если есть хоть какая-то возможность спасти её, мы её спасём.
«А если такой возможности нет, то не спасём», — подумал Райан, но не сказал.
— Можно мне к ним?
— Нет, — покачал головой Шапиро. — Обе сейчас в палате для особо тяжёлых случаев. Там стерильность, как в операционной. Малейшая инфекция может оказаться роковой. Прошу прощения, но это опасно для них. Мы с них не спускаем глаз, при них постоянно сестра — очень опытная сестра.
— О'кей, — с трудом выговорил Райан. Он прислонился затылком к стене и закрыл глаза. «Ещё восемь часов? Но выбора у тебя нет. Надо ждать. Надо делать то, что они говорят».
Шапиро вышел, и Джексон устремился за ним, нагнав его уже возле лифта.
— Доктор, разрешите Джеку посмотреть на дочку. Она…
— Ни в коем случае, — Шапиро привалился к стене — он так устал, что ноги не держали его . — Слушайте, она сейчас… Как её звать?
— Салли.
— Так вот, она сейчас в постели, совершенно голая, со всякими там трубками… Голова наполовину обрита. Ноги в гипсе… Все, что вы сможете увидеть, это сплошной кровоподтёк, от головы до бёдер, — Шапиро поднял глаза на пилота. Он был слишком измотан, чтобы выказывать хоть какие-то эмоции. Слушайте, она может умереть. Я надеюсь, что нет, но гарантий никаких нет. Когда повреждена печень, трудно что-либо сказать, пока анализ крови не покажет, что там делается. А до тех пор — ничего определённого сказать нельзя. Просто нельзя. Если она-таки умрёт, разве вам хочется, чтобы у вашего друга она запечатлелась в памяти именно в таком виде? Чтобы он такой вспоминал её всю жизнь?
— Да, вы правы, — согласился Джексон, в то же время удивившись охватившему его яростному желанию, чтобы Салли обязательно выжила. У них с женой не было детей, и Салли была ему вроде дочери. — Каковы шансы?
— Тут не до подсчёта шансов. Да и цифры в таких случаях ничего не значат. Она, простите, или выживет, или нет. Слушайте, я не втирал очки вашему другу, сказав, что лучшего ухода, чем здесь, она нигде бы не получила, — глаза Шапиро остановились на груди Джексона. Он тронул пальцем нашивку с золотыми крылышками. — Вы — лётчик?
— Да. Истребитель.
— "Фантомы"?
— Нет. F-14. «Томкэт».
— Я тоже летаю, — улыбнулся Шапиро. — Я был хирургом в ВВС. А в прошлом году я обзавёлся планёром. Когда мне удаётся выбраться из этого сумасшедшего дома, я сразу — в небо. Там так тихо. Ни телефонов, ни суматохи этой… Только облака, — сказал он не столько Джексону, сколько самому себе.
Робби положил ему руку на плечо.
— Послушайте, док, спасите девочку, и я дам вам полетать на любой машине. Вы когда-нибудь летали на Т-38?
— Это что? — Шапиро был слишком измочален, чтобы припоминать, видел ли он такой самолёт раньше.
— Маленький сверхзвуковой. Тренировочный. Двухместный, двойное управление, и летит… как во сне. Я могу выдать вас за одного из наших.
— И мы сможем проделать всю эту воздушную акробатику? — Шапиро заулыбался, как маленький мальчик.
— Конечно, док! — ухмыльнулся в ответ Джексон.
— Ловлю вас на слове. Для нас все пациенты одинаковы, но я ловлю вас на слове. И присматривайте за вашим другом. Он выглядит плохо. Не в себе. Это нормально. Такое часто сильнее сказывается на родных, чем даже на самих больных. Если он не очухается сам, скажите дежурной в приёмной. У нас для таких случаев есть психиатр. Это ещё одно наше новшество — помогать родственникам пациентов справиться с потрясением.