Игры писателей. Неизданный Бомарше.
Шрифт:
Она жила, как в лихорадке, писала бесконечные секретные письма европейским монархам. Эти безуспешные зовы о помощи отправлялись из Тюильри через мои руки. И я доставлял их государям. Экипаж, повозка или просто конь... такова была в те дни моя жизнь.
Именно тогда, после многих моих просьб, Она решилась на побег. Я поклялся ей, что они благополучно покинут Париж и достигнут границы.
Светает. У меня нет времени излагать всю историю, тем более что я до сих пор не знаю, что случилось. Ведь все было отрепетировано до мелочей! Все было продумано!
К сожалению, король
15 июня. И вот тогда – случилось! На Версальской дороге громыхающая огромная карета на полном скаку чуть было не врезалась в экипаж герцога Орлеанского – врага, предавшего своего короля, и кумира (столь недолгого!) парижской черни.
Герцог узнал меня и закричал:
«Вы с ума сошли, мой дорогой граф? Вы свернете себе шею! – Он засмеялся. – Почему-то молодые люди совсем не думают о своей шее!» (Черт любит шутить! Вспомнил ли герцог свою шутку, когда нож гильотины при радостных криках вчера боготворившей его толпы опустился на его шею?!)
«Просто не хочу, чтобы моя карета развалилась в дороге, – ответил я, – а это часто бывает с французскими экипажами. Вот и решил испробовать ее в деле».
«Но зачем вам такая огромная карета? В нее, пожалуй, поместится весь хор Опера».
«Ну уж нет, монсеньор, этих дам я оставляю вам. А в карете будет все мое имущество. Я навсегда покидаю Францию».
«И вы бежите? – сказал герцог насмешливо. – Тогда прощайте, счастливого пути!»
Мне показалось, что он не поверил! И теперь, по прошествии стольких лет, эпизод этот не выходит у меня из головы. Хотя потом все шло так удачно...
16 июня. Шевалье де Мустье, участвующий в побеге, ухитрился проникнуть в Тюильри. Он рассказал мне, что сегодня передал Ей одежду служанки.
Все делалось в строжайшем секрете.
Утром 17 июня русская баронесса Корф, давшая деньги на побег, принесла мне свой заграничный паспорт. История с ее паспортом – моя выдумка. Сначала госпожа Корф сообщила властям, что решила покинуть Париж. Получив паспорт, баронесса написала русскому послу, что случилось несчастье: она собиралась в дорогу, бросала ненужные бумаги в камин и случайно бросила туда и паспорт. Посол тотчас выхлопотал ей дубликат. С ним баронесса и отбыла из Парижа.
По подлинному ее паспорту должна была выехать королевская семья.
18 июня. Шевалье де Мустье в очередной раз совершил чудо – проник в Тюильри, который день и ночь охраняется национальной гвардией. Оказалось, он знает тайный ход. Этим же ходом он провел и меня. Я оставался с Нею три часа и сорок минут.
Я передал Ей «утерянный» паспорт баронессы Корф с разрешением покинуть Париж. Мадам де Турзель должна будет изображать саму баронессу Корф, Она – воспитательницу ее детей, а король – дворецкого баронессы.
Я хотел сопровождать их до границы, но Она объяснила: король не захочет этого.
Взволнованная приближением отъезда, боясь за детей (да и за себя), Она много плакала. И слезы Ее разрывали мне сердце. Король, как обычно, был спокоен, даже апатичен и слушал мои инструкции весьма рассеянно. В последний раз условились о месте и времени встречи, порядке отъезда. Все казалось так ясно...
И все же, несмотря на принятые меры, надо было думать о возможности провала. Было решено, что вслед за ними я покину Париж, отправлюсь в Брюссель, и коли их задержат – начну тут же хлопотать об их освобождении перед другими государями.
Час отъезда приближался. В 6 часов я покинул дворец. «Мсье Ферзен, что бы ни случилось, я не забуду, что вы сделали для меня», – сказал король на прощание.
20 июня. После встречи с герцогом мне казалось, что за мной следят. И оттого весь последний день перед побегом я провел, отвлекая подозрения: в полдень отправился к шведскому послу, потом был на заседании Национальной ассамблеи, где дискутировался весьма насущный вопрос об уничтожении бесправного положения палачей (об этом пожаловался в Ассамблею в длинном письме главный палач города Парижа мсье Сансон). Ночью в одежде кучера я ждал их в карете. Шевалье де Мустье вывел их из дворца. Я правил каретой с беглецами вплоть до заставы в Бонди. По дороге де Мустье рассказал мне удивительные подробности. Оказалось, многое в эти дни придумал мсье Казот. И это он нашел тайный ход... [далее зачеркнуто и вырвана целая страница]. В Бонди я слез. Мы простились. Я долго смотрел вслед карете, уносившейся в неизвестность. Разлука обещала быть кратковременной. Успех казался достигнутым. В Париже их могли хватиться только утром, когда они должны были быть уже далеко.
22 июня, 6 часов утра. Написал отцу уже из Монса: «Я здесь проездом. Король со всей семьей удачно покинул Париж 20-го в полночь. Я проводил их до первого блокпоста. Даст Бог, и оставшаяся часть пути будет удачной. Я продолжу свой путь вдоль границы, чтобы присоединиться к королю в Монмеди». Но в тот час, когда я еще надеялся на удачу, все уже было кончено.
25 июня 1791 года. День, когда я узнал, что все погибло. Их схватили!
21 апреля 1799 года. Рассвет. Теперь, через 8 лет, я знаю, кто был в начале Ее несчастий.
Я уезжаю в Париж. Господи, не смею просить о помощи в мести, но должен отомстить. Она бы одобрила? Или нет? Но иначе я не смогу жить далее...
И я увидел...
Полная луна над черепичными крышами. Зеркальная стена комнаты раздвинулась, и показалась Она, опираясь на руку злодея. На лице Ее была та, особая – хмельная радость. И глаза были опущены. Я знал, когда они так блестят... Ее бедное, чувственное сердце... И когда я шагнул из кустов, Она увидела мое жалкое, побледневшее лицо... что-то сказала злодею. И Бомарше церемонно, изящно, как умеют это делать только при французском дворе, раскланялся и пошел прочь по аллее. Ее нежный смех... И мой голос: «Я ревную вас ко всему... к деревьям, к этой луне, к вашему смеху. Простите меня». Теперь Она опиралась на мою руку, я чувствовал удары Ее сердца.