Игры политиков
Шрифт:
При реформировании политической партии, да и любого института важно не только то, что ты меняешь, но и то, что оставляешь неизменным.
Ограничив полномочия профбоссов и местных партийных лидеров, Смит и Блэр, однако же, озаботились тем, чтобы оставить им достаточно власти и не допустить тем самым выхода из партии. Ведь даже вынужденные теперь считаться с мнением рядовых членов, профсоюзы и партийные руководители по-прежнему всегда имеют треть голосов избирателей своего участка.
Озаботились Смит с Блэром и тем, чтобы не наступить на ноги членам парламента от своей партии. Более того, реформа даже немного укрепила их положение, ибо теперь они и распоряжались не 30 процентами, а третью голосов. В конце
Последовавшая 12 мая 1994 года кончина Джона Смита вплотную приблизила Блэра к трону. Со смертью Смита и введением в действие системы «один человек — один голос» стало ясно, что лидером партии должен стать «модернизатор». Поначалу, правда, возник вопрос, кто это будет — Тони Блэр или другой реформатор, Гордон Барун, но когда последний снял свою кандидатуру, выборы председателя партии превратились в чистую формальность.
Многие на месте Блэра стали бы пожинать лавры легкой победы — победы без соперника. Но острое политическое чутье в очередной раз подтолкнуло его в неожиданном -— но, как выяснилось, совершенно правильном — направлении. Блэр почувствовал, что дом на Даунинг-стрит оказался теперь в пределах досягаемости его партии. Но осознал он и то, что лишь некое чрезвычайно драматическое представление заставит страну обернуться в его сторону. Если провести реформу партии на глазах у всех, то, печенкой чувствовал Блэр, он обретет силу, достаточную для завоевания главного приза. Ему нужна была открытая схватка при полном свете прожекторов, внимании со стороны прессы и стечении публики. Чтобы убедить нацию в серьезности своих реформаторских намерений, следовало убить дракона под звуки фанфар, на виду у всех.
У Блэра было все — поддержка, фонды, платформа, шанс на победу. И только одного у него не было — соперника. Он пошел к депутату парламента от лейбористской партии Джону Прескотту посоветоваться, как быть: просто принять пост председателя партии или участвовать в соревновании. К счастью, мысли у Прескотта были настроены на ту же волну, что и у Блэра, и он высказался в том духе, что открытая схватка поможет убедить людей в том, что партия действительно изменилась. Более того, Прескотт предложил на роль жертвенного агнца себя самого — он готов оппонировать Блэру.
Заручившись соперником в лице Прескотта, Блэр объявил о своем намерении баллотироваться на пост лидера лейбористской партии. Это произошло 11 июня 1994 года. «Наступило время завершить путь, начатый Нейлом Кинноком и Джоном Смитом, — заявил он. — От политики протеста пора переходить к политике управления страной. Пора положить конец долгим годам забвения — тяжелым годам для нас и в большой степени для всей страны. Пора воззвать к англичанам с просьбой доверить нам формирование их будущего… Мы должны представить новое видение нашей страны, видение надежды и уверенности в том, что мир, каков он есть сейчас, — это не тот мир, каким он задумывался».
Отдавая себе отчет в том, что проходит всенародную проверку, Блэр высказал ряд положений, каждое из которых остро контрастировало с прежними высказываниями политиков-лейбористов. Обращаясь к людям бизнеса, Блэр признал, что «новые правые во главе с Маргарет Тэтчер попали в больное место. Господствовало представление о том, что в стране слишком сконцентрирована власть, слишком много бюрократии и государственного вмешательства в дела людей, что порождает разного рода злоупотребления». Блэр призывал соотечественников взглянуть вперед: «Задача состоит не в том, чтобы вернуться к прошлому. Эпоха корпоративного государственного вмешательства миновала, и задача состоит в том, чтобы двигаться вперед, обновляя формы экономического и социального партнерства, кооперации в строительстве современного мира».
Тех, кто опасался, что лейбористы повысят налоги, Блэр успокаивал заверениями в таком духе: экономика с высокими налогами — убыточная экономика.
Вырывая страницу из настольного календаря Билла Клинтона, Блэр провозгласил ключевым элементом своей предвыборной кампании реформу образования; тем самым он бросил вызов традиционно лейбористской оппозиции любой системе экзаменационных оценок.
Особо Блэр постарался дистанцироваться от профсоюзов. «Никто не собирается держать их на морозе или утверждать, будто они не являются частью общества, — говорил Блэр. — Профсоюзы представляют собой важный элемент демократического процесса. Но деятельность будущего лейбористского правительства будет подчинена исключительно интересам людей».
Призывая «отдать Богу Богово, а кесарю кесарево», Блэр говорил: «Профсоюзам следует заниматься профсоюзной работой. А лейбористской партии — работой по управлению государством. Именно этого ждет от нее английский народ, и мы оправдаем эти ожидания».
Несмотря на свои центристские позиции, отмечает биограф Джон Рентул, Блэр «говорил на языке, хорошо знакомом правым и совершенно незнакомом тем, кто избрал его на пост председателя лейбористской партии». Не о классовой борьбе он говорил, но о ценностях семьи. Не о наступательной политике профсоюзов, но о предметах вроде образования и преступности. Словом, не только содержанием речи, но и ее словарным запасом он тащил лейбористов вперед, в девяностые.
Очевидно, что центристские позиции Блэра производили на страну в целом благоприятное впечатление. Но они странным образом способствовали и его популярности в рядах лейбористов. 21 июля 1994 года Тони Блэр был избран лидером партии большинством в 57 процентов голосов. Как и предполагалось, он получил 61 процент голосов парламентариев и 58 — местных организаций; что удивительно, ему досталось и большинство голосов по профсоюзной квоте. Никогда еще лидер лейбористской партии не получал столь единодушной поддержки. Иное дело, отмечает Сопел, «лишь ничтожное меньшинство отдавало себе отчет в том, сколь радикально собирался действовать Блэр» в качестве премьер-министра. А Джеффри Уиткрофт пишет: «Партия была завоевана изнутри, и завоевателем стал человек, который в глубине души презирает большинство ее традиций и самых дорогих верований… В общем, не исключено, что лейбористская партия в том виде, в каком она существовала почти сто лет, попросту исчезла».
Джон Прескотт, подставной оппонент Блэра, присоединился к хору похвал: «Этот деятель, наш новый лидер, получил то, что заслуживает. Он обладает моральным авторитетом и вызывает уважение как политик. Ему достанет энергии и жизненной силы привлечь к нашей партии симпатии людей… И он задаст жару тори».
Блэр торжественно обещал не останавливаться до тех пор, пока «судьбы нашего народа и нашей партии не сольются воедино на следующих всеобщих выборах»…
Называя свою партию партией «новых лейбористов», Блэр говорил: «Позвольте пояснить, как она будет действовать. Не по каким-то сухим академическим прописям или ученическому евангелию от Карла Маркса. Она будет работать с каждым, кто ежеутренне хотел бы и готов подняться с мыслями о работе, которая дает ему возможность содержать семью».
В стиле Джона Кеннеди он призывал английскую молодежь «присоединиться к нам в крестовом походе за перемены. Вступайте в наши ряды. Конечно, мир в одночасье не исправишь. Конечно, нам следует избегать глупых иллюзий и невыполнимых обещаний. И все же трудные альтернативы и нелегкие компромиссы, которые нам навязывают будни, окутаны духом прогресса, который пробивается сквозь века и которому мы храним верность». Он закончил свое выступление на высокой ноте, присягнув вести лейбористскую партию «с мужеством, состраданием и трезвостью, но более всего с надеждой — крохотной, неверной надеждой, которая всегда дороже вечного холодного отчаяния».