Игры рядом
Шрифт:
Когда я преодолел уже половину пути, меня окликнул один из солдат, сидевших у костра прямо напротив ворот.
— Эй, парень, ты это куда собрался?
Я обернулся к нему, мягко улыбаясь. Он сразу изменился в лице и отвел взгляд. Даже дышать не понадобилось. Видно, узнал. Проклятье, неужели слухи здесь разносятся так быстро? И неужели они боятся Урсона так сильно? Я вспомнил его слова о том, что он мог бы отдать мне Шерваля или Саймека, просто так… подарить. И подумал, что он, вероятно, часто делает подобные подарки.
Однако когда я взялся за ворот и принялся с натугой его крутить, даже страх
— Ты что делаешь?! Эй!!
Они увидели арбалетный болт, торчащий из головы своего собрата, и этого уже не могли простить даже любовнику Кайла Урсона. Створки ворот успели разойтись ровно настолько, чтобы пропустить одного всадника. Взлетая на коня, я пронзительно свистнул, надеясь теперь только на быстроту ног Шерваля, и не прогадал. Всеобщее внимание было приковано ко мне, и он прошмыгнул сквозь самую гущу солдат, повскакивавших с насиженных мест у костров, вспорол на ходу пару глоток и взлетел в седло позади меня, когда я уже тронулся с места. Мы юркнули в щель между створками, оставив позади месиво из трупов, возмущенных криков, бряцанья оружия и алых сполохов пламени.
Ночь была безлунная, звездная, дорога от форта шла через степь, еще совсем немного, и она уходила в редкий пролесок, главным достоинством которого была мелкая река. Конь попался славный, двух седоков нес так же легко, как одного, впрочем, я и сам вешу не так много, а Шерваль и вовсе пичужка. Мы неслись как угорелые, и погоня, сначала державшаяся на расстоянии сотни ярдов, довольно скоро стала отдаляться. Просто чудо, что ни один из этих олухов не додумался захватить арбалет — нас с Шервалем прошило бы одним болтом.
В пролеске мы какое-то время ехали по воде, потом снова по берегу, потом, когда шум погони позади стих, очень долго по воде, сбивая след. Когда я наконец рискнул чуть натянуть повод, уже начинало светать.
— Ушли, — пробормотал я скорее с изумлением, чем с облегчением.
— А ты наглец, — восхищенно отозвался у меня из-за спины Шерваль.
Не то слово. Идея вытащить его из подземелья уже сама по себе была редким идиотизмом, смотаться из форта вдвоем — просто безумием, ну а от погони мы ушли, вероятно, просто из-за везения. Говоря по правде, никогда в жизни мне еще так не везло, и было даже немного обидно, что столь редкостную удачу пришлось потратить на королевского братца.
— А вы счастливчик, монсеньор, — сказал я и, круто развернувшись, сшиб его с коня в тот самый миг, когда он выхватил нож, который я просто не успел у него отобрать. Через миг мы застыли друг против друга: он на земле, на спине, приподнявшись на локтях и держа нож лезвием вверх, я — в седле, на нервно гарцующем коне, прижимая к плечу арбалет.
— Метнуть не успеете, — сказал я. — А я не для того сто раз рисковал своей шкурой в этом гребаном форте, чтобы вы мне ее теперь продырявили.
— Ты мог бы уступить коня своему монсеньору, — невинно сказал Шерваль, снова сдувая упавшую на глаза прядь. Если бы не его улыбка, он казался бы чудным романтичным юношей, которого только что застукали на лужайке в объятиях подружки, да подружка успела сбежать.
— Монсеньор обойдется.
— Я ранен.
— Да идите вы, — искренне пожелал я, и он засмеялся, не пытаясь подняться.
— Всё-таки
Я сцепил зубы с такой силой, что заныла челюсть. Первое, что я сделаю, когда уберусь отсюда подальше, — это вымоюсь. Три раза.
— Если поторопитесь, они вас не поймают. Полесье тут уже вроде бы недалеко.
— Да, всего-то еще миль пять осталось, — сказал Шерваль и снова сдул прядь. — Приятно было познакомиться. Думаю, спрашивать, зачем ты это сделал, бесполезно?
Я тронул бока коня пятками, развернувшись в седле и всё еще не отпуская арбалет. Шерваль следил за мной, сидя на земле и улыбаясь растрескавшимися грязными губами.
— Нортон, — крикнул он, когда нас разделяло уже ярдов тридцать, — я не забуду!
Мне почему-то совсем не понравилось то, как он это прокричал.
Выругавшись, я опустил арбалет, развернулся и пустил коня в галоп. Неестественное спокойствие понемногу начало проходить, уступая место прежнему ознобу. Я рассматривал розовеющее на горизонте небо и думал, как хорошо было бы сейчас проснуться… а где проснуться, собственно? В оазисе снежников? В замке Аннервиль? В храме Безымянного Демона? Раньше надо было просыпаться… намного раньше.
Даже не в лесах. Не в пьяно пахнущих — совсем не так, как я сейчас — лесах. Туда я тоже не вернусь, потому что теперь знаю, что это означало бы. Я всегда это знал… но задумался об этом только тогда, когда Урсон положил мне руку между ног, отравляя меня своим дыханием, как я потом отравлял его людей. Да, именно тогда я и понял, что должен… проклятье, нет! Что хочу сделать. Ты прав, Кайл: я выбываю. Я не вернусь в леса, я никогда никуда не вернусь. Хватит. Мне надоело всё время плутать по кругу, воображая, будто я возвращаюсь.
А вы, собаки, грызитесь. Грызитесь дальше.
ГЛАВА 27
Серое небо, и где-то в нем — птица, крик которой бьется о закрытые ставни. Ниже неба нет ничего. Ничего. Ничего. Там больше никогда не будет ничего.
Там никогда не было ни-че-го.
Он молчит, он стонет телом, не умеет иначе, там нет ничего, где же…
Она шипит, воет волосами, плакала бы, если бы умела, как так можно…
Оба потеряны, оба не знают ничего, кроме серого неба и птицы, крик которой бьется о закрытые ставни ГДЕ-ТО.
Ты не удержал.
Ты отпустила.
Ты был первым.
Ты должна уметь лучше…
Поменяемся…
Если б так…
На дороге, мощенной частями тел, — темные отпечатки незримых ног. В сгоревшем дотла сосновом бору — звенящая роса железного яда…
Серое небо, там бьется птица, почему же, как, не сумела, не удержал, почему? И ты, и ты — почему?
Никаких вопросов. Никогда. Не сейчас…
— До каких пор, я спрашиваю, мы будем терпеть произвол войск предателя?! Когда же наконец наберемся храбрости взяться за топоры и вилы и восстановить покой на землях нашего славного… Эй, милочка, погоди, дай мне еще эля! В горле пересохло…