Игры с призраком. Кон второй.

Витич Райдо

— А если я его за круг выкину?

— Ты схвати его сперва, потного да нагого, — посмотрел с сомнением и вдруг улыбнулся. — А не робей, Солнцеяровна, тебе ль огня страшиться?

— Странное испытание. Соль-то в чем?

— Огонь неправого метит. Богами огонь нам даден, они правду и вершат. Коль чиста ты пред ними, не тронут, и стынью жар обернется, а коль не чиста — опалят шибко, а то и заберут. Было, факелами вспыхивали… Ох, оторвет мне голову Мирослав.

— На месте останется, не переживай. Соображу что-нибудь.

И пошла. А что кручиниться попусту? Придет время и думкам, и кручине, а пока важней дела есть. Разведка, например.

Подошла к терему, села рядом с разлегшимся Гневомиром. Спал тот сладко — набавился наян. А Мирослава не видать — ходит, наверное, правду ищет.

Халена вздохнула, с сомнением разглядывая побратима: есть ли смысл его будить? Знает ли он что? А выбора нет. Ладно, кончился сончас.

— Подъем!! — гаркнула. Того подбросило. Рука к мечу потянулась, да взгляд на лицо Халены упал, в разум ввел:

— Тьфу, на тя! Порубил бы ведь!

— Не-а. Я ж богиня, а боги бессмертны, — усмехнулась. — Разговор есть, тайный, серьезный. Двигайся.

— Ну? — озаботился, присаживаясь рядом.

— Расскажи-ка мне о князьях: кто, чьи, что из себя представляют.

— Да больно мне ведомо, — хлопнул парень ресницами. Затылок почесал. — Чего удумала-то?

— Досье собираю, с целью выявления предателя в стройных рядах единомышленников, — отрапортовала. Гневомира перекосило:

— Чего закомуриваешь?

— Потом переведу. Рассказывай, — отмахнулась. Давай карту по памяти чертить, разровняв пространство на земле. — Давай от Вышаты. Горцы своих прислали…

— Ниче о них мне не ведомо, но дурное на них думать брось. Они гор дети, крепки и в вере, и в чести. Коль здеся, знать други, а иначе и шагу б сюды не ступили и в дом не вошли и хлеба не отведали.

— Ага. Минуса…

— Чего?

— Ничего. Дальше пошли: гургулы.

— А, лисы. Ихние земли ужо росками взяты. Борун аще бажит возвернуть их, да надежа хлипка, без подмоги никак ему.

— Угу. Какой он из себя?

Гневомир описал, и Халена поняла, что это тот мужчина, что браслетом ее манил.

— Ясно. Оставим под сомнением, — протянула задумчиво. — Хотя ему смысла нет предавать, если логически помыслить. Вы ему нужны, чтоб росков выгнать. Причем все нужны и ясно живыми. Холмогоры?

— Рубахи цветом шиты, порты широкие в сапоги вправлены. Мечом и ножом справно воюют…

— А князь?

— Коренаст да плечист. Хагол кличут. С горцами знается, по украине тож теснен, роски и ему вотчину палят. Зол он шибко. С нами в дружбе. Купала ему кумом доводился.

— Не повод, — задумчиво протянула Халена.

— Чего? — не понял побратим.

— Родство, говорю, не повод со счетов сбрасывать. Брат иногда брата предает, не то что кума какого-то.

— Ты почто чернишь, чести не ведая?

— Не черню я, а выясняю. Что еще про Хагола скажешь?

— Добрый муж и князь славный.

— Угу. Все славные, добрые, выходит, а роски — ясновидящие, получаются. Только не верю я. Может, конечно, и не князь продал информацию, а десничий, или, вообще, дружник. Иди, найди предателя в такой массе народа. Н-да-а, заходит следствие в тупик… А Листавр? Что о нем скажешь?

— Веред, а не муж. Гневлив и зловреден, но хозяин справный, за своих засечет. Род для него превыше всего. Богов и то не милует. Охальник. Норов крутой, язык скверный. А в сече — не подступишься. Силы не меряно. Ежели на него думаешь, то зря. Он за навет и сыну родному голову скрутит, нешто сам сподобится? Честь воинскую, мужнюю блюдет крепко.

— Ясно, неоднозначный образ. А Чур?

— Э-э, на белича удумала? Ха! Так и меня в дёмы определяй!

— Угу, тоже значит мимо?

— Ага. Чур князь Мирославу подстать: и умом, и удалью не обижен. Муж добрый, воин знатный, не долдон какой.

— А Любодар?

— Ну, ты скумекала еще не хлеще! Голову не напекло?

Халена волосы пригладила на макушке, поморщилась: худо получается — все вроде вне подозрений, а у все ж на душе не спокойно и, кажется, что вокруг да около недруга ходят. И не среди челяди он, а среди князей.

— Беда-а-а…

— А чего?

— В сечу поутру. В курсе? Карол на хвосте весть принес — стоят лютичи ратью, нас ждут. Вызов, короче: кто победит завтра, тому и земли. Только не верю я в эту байку. Послушала — складно на словах выходит, а на карту глянь — хуже некуда. Смысл роскам лютичей сдавать? Смысл лютичам рать выставлять, на честный бой тучу племен вызвать, и земли, уже завоеванные, оставлять? Нет, не то здесь что-то.

— Чего ты выкомуриваешь, гони думки, Солнцеяровна. На то головы над нами поставлены. Пущай Горузд мерекает, да Малик.

— Я вроде тоже десничей поставлена. Да не в том суть: бить-то будут, не выбирая, кто ты по рангу. И ладно б игра честной была, а сдается мне, о том и речи нет. Хитрость чую, подвох очередной, а в чем он, где — не знаю. А на кону-то не одна жизнь и не только воинов.

Гневомир пару минут думал, брови хмурил, потом выдал:

— Ехай домой, а?

— Ты меня оскорбить что ли хочешь? — выгнула Халена бровь, на побратима уставилась. А тот в сторону уже смотрел — на Миролюба. Парень шел, шатаясь, и вроде ран не видно, а по лицу судить — так убили уже.

Подошел и рухнул на колени перед Халеной, уставился, словно сам не знал, что больше хочет: высечь ее или обнять?

— Ты что ж утворила? — спросил тихо.

— А что? — не поняла та.

— Чего опять? — забеспокоился Гневомир.

— Почто голову свою ставишь?

До Халены дошло: быстро однако слухи разлетаются.

— А ты бы не поставил? Князя хают, значит и меня, вас задевают, значит и меня.

— Почто поперек лезешь? Ты ж девка! — простонал побратим.

— Сечь тя некому! — вскочил Гневомир.