Игры с шейхом. Книга 1
Шрифт:
Чем больше звучало объяснений Артура и Рафаэля, тем легче рисовалась картина. Она приобретала новые краски и красивые завитки. Каждый человек внес свой неоценимый вклад в эту шедевральную картину нашего уродливого мира. Всё стало так ярко, понятно. Не было больше домыслов, вопросов. Всё наконец встало на свои места. Я больше не спрашивала ни у кого и ни о чем. Мне всё стало ясно.
Я старалась ничего не чувствовать, но в груди жгло, съедало убийственное пламя боли. Вместо того, чтобы показать свои эмоции, я спокойно попросила увидеть отца. Артур разрешил спуститься в казематы, где за решеткой уже много дней сидел
Возле одной из камер я взялась за черные железные жерди, после чего кто-то с той стороны обхватил меня за локти. Руки человека сильно тряслись, как у немощного старика, и от него тошнотворно пахло кровью и потом. Наощупь определила, что у отца отросла длинная борода. Его руки стали худые и тонкие. И если бы не его голос, произнесший:
– Дочка! – я бы не узнала родного отца.
Лицо его потрогала, воскрешая в памяти его внешность, но с трудом перед глазами вспоминался образ сильного воина. Сейчас это лишь слабая тень того крепкого, статного мужчины.
Злость или обида спряталась глубоко внутри, и осталась только боль в груди.
– Прости, - тихо прошептала, но что-то внутри мешало нормально говорить. Просьбы о прощении раздавались тихо, вяло, словно не мои.
Вдруг меня кто-то обнял и постарался дать утешение. Почти сразу почуяла запах мужчины и не стала сопротивляться Рафаэлю. Он насильно отдирал меня от клетки:
– Прости, я не хотел таким образом сообщать. Думал, этот день закончится приятным воссоединением отца и дочери, а не твоими слеза…
Но Артур даже сейчас не дал другому ко мне прикоснуться, не говоря о том, чтобы утешить. По привычке продолжал играть влюбленного? Смешно ведь? Пора заканчивать мои игры с будущим шейхом. Но мужчина и не думал прекращать играть. Под угрозой рассечь мечом плоть заставил Рафаэля отойти от меня на безопасное расстояние.
– Не подходи к моей женщине, - это было произнесено спокойно, но достаточно агрессивно, чтобы дать понять каждому держаться от меня подальше.
Моя женщина!? Моя женщина!?
– Какая я твоя женщина!? –не смотря на слезы и на то, что физически мне трудно говорить, но я смогла произнести это громко и отчетливо. – Я никогда не стану твоей женщиной. Это невозможно. Ты – враг! Враг!
После сказанного я опустила лицо вниз на свои ладони, представляя свои ухоженные пальцы с красивыми ногтями, осознавая, как мне хорошо жилось по сравнению с остальными жителями моей земли.
Оказалось, что я – чудовище. Млеть от ласк врага и того, кто этими самыми руками только что пытал твоего отца? Мне нет оправдания. Я попаду к дьяволу под слой красного песка и проведу жизнь после смерти, мучаясь из-за собственных грехов.
Меня резко затошнило, рвотный спазм сжал горло, и я инстинктивно открыла рот, но еды не было, поэтому я восстановила дыхание, и когда очередной спазм слез и удушения прошел, я аккуратно присела на колени, ощущая бетонный ледяной пол, от которого пробирали мурашки. Под взглядами Ярина, Рафаэля и Артура тихо попросила:
– Я знаю, что не имею права просить тебя, но, пожалуйста, отдай папу. Верни. Верни…верни. Освободи его, - я обняла себя за голые руки и начала царапать кожу ногтями. Сильно корябала, чтобы причинить себе боль, наказать себя за все, что сделала.
Я понимала глупость собственной просьбы, но не совладала с эмоциями, ведь не могла я оставить отца гнить в казематах, в холодных стенах тюрьмы, а сама уйти? Прекрасно осознавая, что надо быть глупцом, чтобы освободить врага, а Артур таким не был… Да, был иногда со мной вспыльчивым, а иногда оказывается жутко расчетливым.
Решение Артура сопровождалось тишиной, а потом прозвучал ответ. Почти без колебаний. Четкий:
– Допустим, я могу его освободить, но только при одном условии…
Не веря тому, что слышу, слезы сами прекратились, одиночные еще капали, но я их стирала ладонью, не давая попадать на губы и уж тем более оседать на языке горечью. И царапать свои руки я прекратила, подняв взгляд, где предположительно стоял принц.
– Артур!? – Ярин вмешался в разговор и не дал ему договорить, поскольку не счел слова брата правильными. По одному голосу слышна неуверенность. – Я…ты же знаешь. Ведь я прежде никогда не вмешивался в твое управление, полностью доверял твоей интуиции и беспрекословно подчинялся твоим самым безумным затеям. Но ты сейчас не тем местом думаешь! Ты меня слышишь!? Головой думай, а не другим местом! Это мятежник, которого с огромным трудом удалось захватить. Это он устраивал набеги на наши деревни на границе с тринадцатой землей! Это он, если представится случай, тебя не пожалеет, а всадит меч в спину. Ты не бессмертен!
– Ярин, замолчи! Я способен оценить возможные убытки или угрозу, исходящую от немощного старика. Семья Вацлавов уже до начала разбирательства оседлала коней и верхом сбежала…
Прежде чем Артур передумал, я нащупала его ногу, предположительно колено, и впилась в него со всей силы, привлекая внимание к себе, стоявшей на коленях.
– Что? Что ты хочешь? – я зацепилась за жалкий шанс, не веря в свою удачу. Не до конца веря словам Артурам. Могла ли здесь быть подстава? Он просто так ничего не делал и не спасал чужих людей. Заботился лишь о своем народе. Остальные люди для него не столь важны.
После моего вопроса Артур не торопился отвечать, а ждал, словно ему доставляло удовольствие меня морально изматывать, издеваться надо мной. Причислять к падшим, ставить клеймо раба, видеть меня на коленях сейчас плачущей и молящей об отце. Я сильнее задергала его проклятую штанину.
– Что тебе нужно? – спросила уже громче, пытаясь докричаться до него и узнать, что же желает еще господин, рожденный в семье Бонифациев – одной из самых старых и известных фамилий у южан? У него все есть для счастья. Семья, земля, власть, драгоценности, скоро будет жена и ребенок, но мужчина не торопился отвечать, получая удовольствие видеть меня, стоявшей на коленях. – Ну, пожалуйста, отпусти его. Скажи, что ты хочешь? Видишь, я на коленях перед тобой. Ты ведь этого хотел? Сломить меня хотел? Поставить на колени? Хочешь, сделай меня вновь рабыней, могу убираться, быть слугой во дворце? Служить на конюшнях, работать в борделе? Или шутом работать? А хочешь, отдай меня на потеху кому-нибудь, я ведь тебе наскучила? Скажи, тебе доставляет удовольствие меня уничтожать и видеть мои страдания!?