Игры скучающих купидонов
Шрифт:
— Блин. И где его теперь искать? — подруга тоже расстроилась. — Он даже номер телефона сменил. А тот «Любарум», который остался в сейфе? Его нельзя стырить? Или хотя бы отлить в другую бутылочку немножко. Капель двадцать-тридцать. А?
— Давай сначала дождемся ответа из лаборатории. Мало ли что они там обнаружат? Если все плохо, Кирюсик со мной церемониться не станет. Даже если Светлана Сергеевна будет лежать в коме, он быстро до нее донесет, какие неприятности грозят «Пилюле». Вот увидишь, меня первой козлом отпущения сделают.
— Козой сделают, — поправила Галка. — Не вешай нос, Жека. Если еще вчера не замели, значит, не все так страшно. Как выяснится, звони мне сразу, ладно?
Какая чуткая у меня подруга. Даже слезы на глазах навернулись.
Ага.
— Я сухари сушить начну, — Галка даже тон не поменяла. Все тот же бодрый. — Передачки носить буду. Вещи тепленькие приготовь, говорят, в камере холодно. Все. Отбой.
Ожидание меня убивало. Я вздрагивала от каждого звонка, каждого «динь-дилинь» наших колокольчиков. Видимо, сказывалась полу-бессонная ночь. Сама в лабораторию звонить не решалась. Помнила, что в детективных историях тот, кто больше всех задает вопросы и крутится рядом — лицо заинтересованное. То есть следователь или преступник. К следователям я точно не относилась, а преступником быть не хотела, поэтому сидела тихо, как мышь.
Стоило почувствовать себя мышкой, как об мои ноги потерся кот.
— Лямур! Ты откуда? — я заглянула за витрину, но никого кроме бабы Зои, которая намывала полы на крыльце, придерживая входную дверь ведром, не обнаружила. Я присела погладить кота, тот включил внутренний баян и от наслаждения закрыл глаза. — Где твои хозяйки?
— А ну, брысь отсюдава! — гаркнула от порога баба Зоя. — Ишь, повадился ходить!
Она грозно стукнула об пол шваброй. Лямур с ожиданием посмотрел на меня. Вдруг я отменю приказ уборщицы, и мы тогда снова поурчим вместе.
— Не положено, милый друг, — сказала я ему, чувствуя себя виноватой. Настроение-то он мне поднял. Стоило погладить по мягкой шерстке, как все страхи ушли. Правильно говорят, кошки — отличные лекари. — Иди домой.
Лямур юркнул между ногами уборщицы, но у закрытой двери обернулся.
— Иди, иди, — баба Зоя поставила на пол ведро и с таким усердием распахнула дверь, что колокольчики забились в приступе эпилепсии. — Это же он, гад, Семеновну до больницы довел. Ненавижу кошек. Как приду к сестре, так от ее Мурзика столько шерсти на себе уношу, что полдня приходится чистить.
— Я вам специальную щетку подарю, — я хоть как-то хотела загладить вину всех кошек, что встретились на пути баб Зои. — Один раз проведете по одежде, ни одного волоска не останется. А Лямура не ругайте. Он хороший.
— Котам в аптеке не место! — отрезала уборщица, не купившись на мой посул, и для убедительности еще раз шарахнула шваброй об пол. В этот момент, споткнувшись об оставленное у двери ведро, в аптеку влетел посетитель. Грязная вода гигантским спрутом расползлась по только что вымытому полу.
Баба Зоя побагровела и смерила мужчину, чей полет остановил шкаф с клизмами, таким грозным взглядом, что тот попятился и, не желая быть убитым, скрылся за дверью. — А все чертовы кошки! Если бы не они…
Дальше я слушать не стала. Пошла мыть руки и ставить чай. Под неутихающие проклятия и перечисления всех грехов исчадий ада я съела принесенные с собой бутерброды и вволю насладилась теми немногими фотографиями Замкова-младшего, которые скачала из интернета. На некоторых он смотрел прямо в объектив, и я плавилась под его взглядом. Потом заглянула в инстаграм Нинель, и тоже внимательно ее разглядела. Врагов нужно знать в лицо.
Когда вечером я шла домой, вновь встретила Лямура. Он сидел на половичке у двери и пристально смотрел на ручку, словно ожидал, что она вот-вот двинется вниз и впустит его в квартиру. Но ручка замерла-заледенела, и я, жалея кота, нажала на кнопку звонка.
Мягкие шаги, напряженная тишина и дверь открылась. Но ровно на столько, чтобы туда мог зайти кот. Лямур оглянулся на меня и сунул голову в проем, не торопясь войти. Чья-то рука в кружевной перчатке втащила кота за ошейник вовнутрь. Дверь закрылась. А я, постояв еще с минуту, направилась к себе.
Странные эти старушки. То мимо не пройдешь, чтобы тебя не втянули в беседу, то даже слова не скажут, хлопнув дверью перед самым носом.
Унылый ужин закончился унылыми размышлениями. Варить успокоительный сбор или ну его?
Решила варить. Нервы-то по любому успокоить нужно. На этот раз кинула одну розочку и отмерила ровно ложку лаванды. В сердце теплилась надежда, что в прошлую ночь мое зелье не сработало из-за того, что я нарушила рецептуру.
Посмотрела на время — десять. Рановато спать ложиться. Обычно часов в двенадцать, а то и позже заваливаюсь.
В этот раз постелила на диване, включила телевизор. Пусть бубнит.
«Сплю на новом месте, приснись жених невесте».
Приснился. Сначала Кирюсик, потом Никита. Мы куда-то бежали, от кого-то прятались. События были нелогичны и сумбурны. В общем, во сне творилась та самая ерунда, которая считается нормальным сновидением.
— Ты опять без шапки? — Вера Романовна поправляла коврик. Седые волосы, собранные в аккуратную буклю на затылке, были кокетливо украшены шелковой лентой. Серое платье с белым школьным воротничком, пушистые тапочки без задника. Наряд дополнял полосатый фартук, чьи широкие лямки перекрещивались на спине. — На улице мороз.
— Я полутра на прическу потратила, — показательно тряхнула локонами, собранными в хвост. — Дайте хоть до работы дойти красивой. Там все под медицинской шапочкой спрячется.
— А если заболеешь? — темные глаза старушки тревожно мерцали. И не сказать, что тяжелый взгляд, но по спине прошел холодок.
— Я бегом. До аптеки идти всего ничего! — крикнула я уже снизу. Хлопнувшая подъездная дверь отрезала меня от мира тепла и уюта. И от странных соседей.
На улице стоял трескучий мороз. Вчерашняя оттепель в содружестве с отрицательной температурой превратила дороги в каток. Я пожалела, что не надела валенки. В них я действительно долетела бы мигом. Но кудри и войлочная обувь никак не вязались, поэтому пошла осторожно, хватаясь то за ограду палисадников, то за машины, что густо утыкали наш двор.