Игуана
Шрифт:
– Так, подробности мы опустим. Что вы узнали?
– Все, что нужно. Я отработал половину суммы, дал в оранжаде своей «подруге» «успокаивающего» и осмотрел, как говорится, округу…
– Фотографии?
– Разумеется. Я сделал фотографии на всех точках, во всех объектах. Качество – отличное, ракурсы изысканные, достоверность полнейшая. Компьютер на моем аппарате зафиксировал дату и час, так что – без вариантов, как говорится.
– Какой из объектов вы выбрали для моего появления?
– С учетом того, что ваше – появление должно выглядеть случайным, лучше всего подходит
– Но я там не был больше года.
– Но вы – паст-президент местного клуба. Думаю, не возникнет подозрений, что ваше появление спланировано, и в то же время – оно должно испугать парочку. Кроме того, там легче всего организовать так, чтобы и вы их увидели, но как бы мельком, так, чтоб было сомнение – видели, или нет. Но чтобы и они вас увидели и забеспокоились.
– Согласен. Итак, во вторник на будущей неделе я как бы случайно появлюсь в лайонс-клубе, заказав заранее массаж.
– Да.
– А уже в следующий понедельник заказываю обед с женой в «Ротари-клубе»?
– Не совсем. Вы заказываете обед в «Ротари-клубе» с приятелем. А моя забота сделать так, чтобы ваш разговор услышали оба, или кто-то из них. И тогда. Тогда начнется интрига…
Счастье и горе реставратора Нины Ивановой. Тайна «Мадонны с младенцем»
…Митя пришел точно в обещанное время. Вот уж на что она человек далекий от всяких там армейских штучек, но точность, с которой Митя приходил на свиданья, в гости, – её поражала. Это ей в военных людях нравилось. А Митя так объяснял:
– Конечно, армия к точности приучает. А особенно – такая работа, как моя. В спецназе на долю секунды опоздаешь, друзей подведешь, а то и жизнь свою или друга под угрозу поставишь. Но вообще-то я считаю, это просто признак того, что ты к другим людям с уважением относишься. Я так всегда рассуждаю: лучше я приду на десять минут раньше назначенного часа и подожду, чем заставлю другого человека ждать меня.
И Нина с ним соглашалась.
Вообще она заметила, что все чаще соглашалась с Митей, какой бы жизненный вопрос они ни обсуждали.
– Как считаешь, почки тушеные лучше с картошкой или с гречкой подавать?
– Лучше с гречкой, – лаконично отвечал Митя.
– Конечно, лучше с гречкой, – соглашалась Нина.
Потом они уминали то ли второй завтрак, то ли обед, и она опять спрашивала:
– Как ты считаешь, лучше резиновый эспандер приспособить Гоше прямо к постели, чтобы он мог лежа мышцы укреплять, или все же лучше сделать пружинный в углу, возле «шведской стенки»?
– А и то, и другое надо сделать.
И она опять с ним соглашалась.
Это её соглашательство так далеко зашло, что однажды она совершенно машинально спросила его:
– Как ты считаешь, если сквозь позднейшую запись ранняя вещь просвечивает, может быть, что вся ранняя работа сохранилась полностью, или фрагмент, который увидел владелец, тот американец, что меня на работу зовет, – он единственный уцелевший?
– Я так думаю, есть шанс, что вся работа под позднейшими записями сохранилась, – рассудительно отвечал бывший спецназовец, уминая тушеные почки с разваренной гречкой, – вполне даже возможная вещь. Если б только один фрагмент сохранился, чего бы ему и выглядывать. Нет, я полагаю так, что вся «мадонна» там, и только ждет тебя.
– Мадонна с младенцем» Франциско Сурбарана?
– Ну, этого я тебе сказать не могу со всей очевидностью, – солидно отвечал Митя, намазывая маргарин «Солнечная долина» на толстый ломоть серого с отрубями хлеба, – Но вполне возможная вещь.
После еды Митя починил розетки в прихожей, поставил в ванной комнате новый смеситель «елочка», заставил двигаться шпингалет на раме окна в большой комнате, и, закончив все мужские дела, заглянул на кухню.
– Ты не обижайся, я тебе умную вещь скажу, – улыбнулся он, предлагая ставшую традиционной игру в «летучие слова» из кинофильмов. Эта фраза из «Мимино» была любимой ещё у Нины с Гошей, Митя её принял.
– Скажи.
– В доме, где живут два художника, должен быть человек нетворческой профессии, иначе все развалится. Согласна?
– Согласна. Но для этого надо, чтобы либо Гоша женился, либо я замуж вышла, – улыбнулась Нина.
– Вот с тебя и начнем.
– Ты мне что, предложение делаешь?
– Почему бы и нет. Если все «за», то кто же «против»?
Через месяц они поженились…
Счастье и горе реставратора Нины Ивановой. Кража в «Пушкинском»
Через месяц они поженились. На свадьбе Нины и Мити был довольно небольшой круг самых близких друзей.
Со стороны Нины это прежде всего врач-невропатолог Зоя Федоровна Семушкина, которая уже много лет борется за Гошку, пытается его в прямом смысле слова на ноги поставить, её старая знакомая и коллега, кандидат искусствоведения Асмик Аштояновна Басмаджан из Академии художеств с «женихом» Володей Бобреневым – полковником юстиции из генпрокуратуры, невысокого роста, стройным, с седыми усами и молодым лицом, жутко обаятельным и заводным. Он вел стол, рассказывал анекдоты в лицах, говорил грузинские тосты, ухаживал за всеми женщинами одновременно… Так что, когда выяснилось, что он женат, уже дед и вообще с женой Галей разводиться не собирается, было уже поздно, – Асмик уже по уши влюбилась в полковника. В результате план её замужества опять откладывался на непредсказуемое время. А познакомил Асмик с Володей Федя Шуров, начальник группы силовой защиты Отдела специальных операций Генпрокуратуры всего за неделею до свадьбы Мити и Нины.
Самое интересное, что сам Федор Шуров, – коренастый, лобастый, накаченный, с доброй улыбкой на губах, очаровательной ямочкой на щеке во время улыбки и строгими стальными глазами, появился в доме Нины совсем недавно.
С месяц назад.
Они тогда только вернулись из Пушкинского, с выставки японской графики XVII века.
И пока Нина разогревала обед, пока Гошка приставал с расспросами к матери и Мите о том, какие работы японцев привезли в Москву, какие были экспонированы из запасников «Пушкинского», Митя сидел, глядя в одну точку и никак не давал себя втянуть в беседу.