Их любимая игрушка
Шрифт:
Как долго это продолжалось? — по ощущениям даже не скажу. И на обычные сны это тоже мало чем походило. Кроме, наверное, последнего эпизода, в котором я вдруг оказалась на берегу океана и увидела вдалеке… свою маму. Не знаю, почему я решила, что это она, поскольку она стояла ко мне практически спиной и немного боком, а её голову скрывала широкополая соломенная шляпа. Вот тогда я испытала какой-то необъяснимый страх и почему-то именно к ней. Может оттого и не смогла сойти с места, чтобы приблизиться. Как и позвать. Словно испугалась увидеть, какое у неё будет лицо. Она же мертва уже больше двенадцати лет. А вдруг я её не узнаю? А вдруг… с ней что-то сделали очень плохое…
Я и проснулась от жуткого нежелания не видеть её и не подходить к ней
Увы, но открыв глаза, я буквально через пару секунд подскочила с подушек, перепугавшись уже по-настоящему и едва не до крика. Ибо вместо привычных для глаза занавесок из дешёвого плотного льна вокруг моей отдельной кровати в общем интернатовском дормитории я увидела вначале огромное, почти на всю стену окно из сплошного тонированного стекла, а потом уже и саму комнату. И последняя мало чем походила на длинную галерею старого помещения, поделённую двумя идеально выстроенными рядами кроватей с балдахинами, как в католических монастырях или госпиталях. Она даже не была похожа на мою собственную спальню в доме отца. Вернее, совершенно ничем непохожа.
Тёмно-антрацитовые стены с матовой, будто бархатной поверхностью, и почти чёрная хай-тековская мебель с более гладким глянцевым покрытием. Никаких рюшечек, декоративных розеток, лепнины и прочих привычных глазу классических элементов декора, присущих именно дорогим интерьерам в человеческом жилище. Скорее, спартанская строгость и лаконичность во всём, но только не в материалах. По крайней мере, ничего дешёвого вокруг себя я так и не увидела, как и ничего знакомого. Даже не сразу рискнула встать с кровати и ступить босыми ногами на пол из тёплого и очень гладкого «ламината», обнаружив себя одетую лишь в одну кружевную комбинацию телесного цвета.
Вспомнила я всё о случившемся со мной за последнее время практически сразу, ещё несколько раз оглядев всю окружающую меня комнату в поисках возможных наблюдателей или тех нелюдей-монстров, которые меня похитили. А я почему-то была уверена, что меня именно похитили, тем более против моей воли.
Но, как ни странно, я была здесь совершенно одна. И как в предыдущей камере, где меня продержали до этого несколько часов, сюда тоже не приникало никаких внешних звуков. Даже из-за окна!
Кстати, именно из-за окна я и рискнула встать с кровати и, крадучись, будто пугливая кошка, прошла все пять-шесть ярдов к огромному тонированному экрану с очень мутным отражением и комнаты, и меня. Хотя как раз в нём я и увидела себя в неестественном образе, будто невесомого призрака в воздушном «платьице» с распущенными по плечам и спине, чуть спутанными молочно-пепельными волосами. Я даже было сперва решила, что это двустороннее зеркало, и сейчас, по его другую сторону за мной кто-то наблюдает из соседнего помещения. И то, что оно было бронированным, я нисколько не сомневалась. Разве что ошиблась в своём первом предположении.
Как только до стекла оставалось дойти меньше шага, а я уже было приподняла руку, чтобы коснуться его поверхности, как оно вдруг отреагировало на мою близость (возможно температуру моего тела или биологическую ауру) нежданным «преображением». Вся мутная поверх него «плёнка» вдруг начала «растворяться» и исчезать под проступающим пейзажем внешнего мира.
У меня даже челюсть от увиденного отвисла на какое-то время, когда перед моими округлившимися глазами нарисовался огромный, во всю цветущий сад, чем-то напоминающий по стилизации японский каменный и европейский модерн. Особенно из-за обилия камней, каскадных фонтанов и необычайных конструкций в виде строгих геометрических фигур или абстрактных сооружений. Правда, на садовые «скульптуры» и беседки я обратила внимание едва ли не в последнюю очередь. Прежде всего в глаза ударили слегка приглушённые окном и густыми кронами деревьев яркие лучи дневного солнца. А потом меня поразило
А когда с ближайшего кустика, как по команде, вдруг поднялся рой пёстрых бирюзовых бабочек и кружащим вальсом полетел к ближайшему садовому дереву (кажется, миндалю), я от восхищения чуть в голос не ахнула, едва ли поверив собственным глазам. Но как бы я старательно не подступала к стеклу и не меняла угол обзора, никакого ощущения, что это могла быть голографическая картинка-фильм у меня не возникало. Всё действительно выглядело, как настоящее, как и положено при перспективном обзоре из панорамного окна.
— Они на самом деле реальные. Как и сад.
В этот раз я всё-таки вскрикнула и даже подпрыгнула от неожиданности на месте, резко оборачиваясь и сразу же, интуитивно прикрывая себя руками. Как вскоре выяснилось, напрасно. Поскольку стоявший до этого за моей спиной черноглазый Найт и не думал (пока) приближаться ко мне, остановившись в расслабленной позе элегантного созерцателя где-то в четырёх ярдах от меня. Руки в карманах тёмно-кофейных брюк, мощный торс с широкими чуть покатыми плечами скрывает чёрная сорочка из дорогого хлопка. Чёрные кудри уложены в безупречную причёску, а густая щетина явно подбрита до идеальных симметричных линий на щеках и шее, будто под линеечку (хотя, скорее, так оно и было).
Увидь я этого красавца в другом месте и при других обстоятельствах, наверное бы, зависала сейчас вовсе не от страха. Чего не скажешь о моей вполне предсказуемой на него реакции в эти самые мгновения — о страстном желании вжаться спиной в стеклянный экран или отползти по той же стеночке к ближайшему углу.
— Я… я не услышала, как вы вошли!
— Я знаю. — крупные и весьма выразительные губы брюнета изогнулись в уже знакомой ироничной усмешке, от которой, как и от его пробирающего насквозь взгляда, начинало ещё быстрее биться сердце и сдавливать в районе диафрагмы холодящими душу спазмами.
— В-вы… собираетесь… что-то со мной делать?.. — не знаю, почему задала именно этот дурацкий вопрос перепуганным до дрожи голосом, но в мою голову в эти секунды ничего другого больше не лезло.
— Что-то с тобой делать? — брюнет негромко хмыкнул, будто мурлыкнул, и, действительно, сделал ко мне несколько неспешных шагов.
И опять я ощутила себя, как в предыдущей камере, загнанной в угол добычей.
Как ни странно, но до знакомства с этой парочкой, я никогда ещё не видела Иных со столь близкого расстояния. Как и никогда с ними не общалась напрямую, ещё и лицом к лицу. Зато была осведомлена на их счёт более чем предостаточно. Хотя и не знала наверняка, касательно достоверности о всей имеющейся на них информации. Не удивлюсь, если большую часть слухов о них они сами же и распространяли. Только узнавать, какая из них часть была правдой, а какая — чистым вымыслом, совершенно не хотелось. Я бы предпочла всю свою жизнь находиться от них как можно подальше и не попадаться под их сканирующие взгляды вообще никогда.
— Я всего лишь пришёл тебя проведать. Банальный визит вежливости, не более.
Либо он надо мной банально издевался, либо… не знаю… Не походил он на заботливого и гостеприимного хозяина дома, особенно когда скользнул по моей фигуре пусть и не похотливым, но более чем изучающим взглядом. Причём весьма ощутимым, от которого у меня тут же начинало сбоить дыхание с сердцем и намного сильнее дрожать коленки.
— И похищали вы меня тоже… банально из вежливости?
— Мы тебя не похищали, Алана, — слава богу, он остановился на достаточно безопасном от меня расстоянии, где-то в двух шагах. Причём рук из карманов так и не вытащил. — Ты здесь по нашему с твоим отцом обоюдному договору и согласию. И внутри этих стен ты находишься в куда большей безопасности, чем где-либо ещё за их пределами.