Их любовник
Шрифт:
Вспомнив, как здорово им работалось вместе, Бонни мечтательно улыбнулся. Пожалуй, на этот раз он поставит мюзикл в Нью-Йорке, уезжать в ЛА на несколько месяцев он не готов.
— Роза… — Кей как-то странно на него глянул. — Роза пишет детектив. Кажется, детектив.
И только тут до Бонни дошло, что Роза может быть не в курсе, что он возвращается домой. То есть Кей наверняка знал, чем закончится их встреча в баре, но вот Роза…
— А она не будет против, что я… ну…
— Не будет. Не парься, братишка.
Бонни облегченно
От картины того, как он будет просить прощения у Розы, снова встало. Скорее бы уже они приехали домой, все же пробки в Нью-Йорке это pipez какой-то! Да пешком тут дойти быстрее, чем ползти со скоростью черепахи!
— Ты сейчас похож на щенка, — хмыкнул Кей, сгреб его в охапку и прижал к себе. — Такой, знаешь: мы приехали? А долго еще? Может, уже приехали?
— Сам ты, — Бонни засмеялся и потерся щекой о его плечо, — зоофил.
— Ага. Сицилийские бараны сегодня и всегда.
— Мне нравится это «всегда».
— Бе-бе, — передразнил его Кей.
Так, пихая друг друга и перебрасываясь дебильными шуточками, он добрались до лифта, Бонни провел ключ-картой… похоже, он в глубине души знал, что вернется домой. Избавиться от ключа ему и в голову не пришло. Как и от обручального кольца.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул Кей, с непередаваемо ироничной усмешечкой глядя на ключ-карту и кольцо на безымянном пальце.
— У меня не было шансов не вернуться, так, Британия? — Бонни прямо встретил его взгляд через зеркало.
— Ни единого, — серьезно кивнул Кей. — Иди сюда, чертова Сицилия, — и, когда Бонни прижался к нему, уткнувшись лицом куда-то под ухо, совсем тихо добавил: — ты мне нужен, Бонни Джеральд.
Наверное, в этот момент Бонни окончательно поверил, что все будет хорошо. Кей простил его, а значит и Роза простит. Он же любит Кея… их обоих любит. Наверняка Кей уже сказал ей, что они придут вместе.
— Роза? — позвал он, едва переступив порог.
Сердце отчаянно колотилось, ладони вспотели — все же он боялся, что она не просто выпорет его, как чертова сицилийского барана, а будет плакать. Ее слез он сам себе не простит, придурок, как он вообще мог так накосячить?!
— Роза? — повторил он, сделав несколько шагов к лестнице наверх. — Ты где?
Тишина. Наверное, пишет у себя в комнате. Когда она пишет — ядерной войны не услышит.
Сорвавшись с места, Бонни побежал — к ней, увидеть ее, наконец, поцеловать ее руки, вдохнуть ее запах, услышать такое родное и прекрасное «больной ублюдок»…
— Роза? — он едва не споткнулся, влетев в их спальню, где она обычно писала: на кровати, обложившись подушками.
На кровати никого не было. Странно. Где же она? На террасе?
Но нет. Ни на террасе, ни в столовой, ни в бассейне, ни в ванной — ее не было нигде.
Ничего не понимая, Бонни вернулся в спальню. Кей уже успел раздеться и стоял у шкафа голым, вешая пиджак, перед тем как идти в душ.
— Где она? — спросил Бонни и на непослушных ногах подошел к шкафу.
Кей молчал, глядя на него с какой-то непонятной тоской.
А Бонни словно во сне, не чувствуя собственного тела — ничего не чувствуя, кроме болезненного биения пульса в висках — отодвинул дверцу… и уставился на полупустое шкафное нутро. Ее любимых платьев не было. Ее любимых джинсов и рубашек — не было.
Не желая верить своим глазам, Бонни провел рукой по одинокому кардигану от Армани, который Роза так ни разу и не надела.
Нет. Не может быть. Роза не могла. Езу, пожалуйста, пусть этому будет какое-то другое объяснение!
— Где Роза? — вместо нормального голоса из горла вырвался какой-то жалкий сип.
— В Москве, — прозвучало почти как «электрический стул».
Но Бонни все еще не хотел верить, цеплялся непонятно за что…
— Когда она вернется? Она же вернется, Кей? — он обернулся, с надеждой вгляделся в печальное, какое-то опустошенное лицо Кея.
— Не знаю, наверное, — он на несколько секунд замолчал, словно не знал, что сказать, а потом через силу улыбнулся. — Все будет хорошо, братишка. Скажи Керри, чтобы подавала ужин.
И ушел в душ — с идеально прямой спиной, гордо развернутыми плечами и поднятой головой. Вот только Бонни готов был поклясться, что в серых глазах стоят слезы.
Черт. Как? Как она могла так поступить с ним? С Кеем, лучшим из людей?! С ними обоими?! Езу, и эту женщину он любил?..
Он вломился к Кею в ванную, думая только об одном: никто, никто и никогда не смеет делать Кею больно!
— Британия! Ты… — лишь на миг притормозив на пороге, Бонни сделал несколько шагов, стер горькую морщинку между бровей Кея. — Почему ты отпустил ее?
— Нельзя держать того, кого любишь, — тихо и очень ровно ответил Кей.
Бонни вздрогнул, словно слова Кея были ядом, попавшим на его кожу. Нельзя держать? Нет. Нужно. Нужно держать! Так крепко, чтобы даже не хотелось вырваться. Так крепко, как Кей держит Бонни. Почему Розе оказалось этого мало? Как ей вообще могло прийти в голову бросить Кея? Почему все женщины — бешеные суки?!
— Она мизинца твоего не стоит, Британия, — Бонни почти верил в то, что говорил.
— Стоит, Сицилия. Она стоит всего мира.
— Но… она же…
— Я люблю ее. Она вернется, Сицилия. Подумает немного, успокоится, и вернется.
— Хочешь, полетим за ней в Москву? Вместе?
Кей покачал головой и погладил Бонни по щеке.
— Я не могу. Не сейчас, — и горько улыбнулся: — Можем мы хотя бы эту ночь провести с тобой вдвоем?
— Конечно, Британия, — кивнул Бонни, расстегивая свою рубашку.