Их пленница
Шрифт:
В каждой комнате я ждала, что увижу ее.
Вот гостиная с большим столом и домотканым ковриком из красной шерсти. Кухня с белой печкой, пахнущей золой. Спальня с пышной кроватью… Везде пусто.
Стало казаться, нас обманули.
Сердце облилось кровью, но вдруг я поняла, что хозяйка идет позади нас. Семенит, хмуро глядя в пол, но выглядит решительно, словно твердо вознамерилась вернуть ребенка.
— Где она? — не выдержала я.
Хозяйка сурово кивнула вперед, и я остановилась на пороге просторной комнаты,
Я почувствовала, что вот-вот рухну в обморок. Белое детское платье, два жидких хвостика с розовыми бантами. Россыпь разноцветных кубиков перед ней. Услышав шаги, она обернулась и улыбнулась во весь рот.
Я остолбенела, а затем робко улыбнулась в ответ. И мне было все равно, как она выглядит.
Половина лица была бугристой, словно она начала меняться, но не закончила превращение и застыла в этих изменениях. Рот смешанный — полу животного, полу человека, и зубы, какие выросли к этому моменту, тоже. От отца ей достались мелкие, похожие на шило зубки, от меня несколько человеческих.
Ей был год, но выглядела она меньше годовалого ребенка. Хрупкой, потому что родилась недоношенной.
— Не подходите, — попросила я мальчиков, опасаясь, что девочка их испугается.
Я присела на корточки, рассматривая дочь, и протянула руку. Она проделала то же самое. Ручка была костлявой, с сильно деформированной четырехпалой кистью.
— Это пройдет, — сказала старуха. — Со временем она станет человеком.
Я обернулась. Парни стояли в нескольких шагах, старуха тоже не решилась подойти.
— Спасибо вам, — сухо сказала я, подхватила ребенка и быстро пошла к выходу, пытаясь скорее убежать из этого странного дома.
Глава 56
Дочь заревела и потянулась к старухе — единственной знакомой душе.
Я торопливо вышла из комнаты и по длинному коридору, пересекающему весь дом, пошла к выходу. Ребенок затих от покачиваний, а может, признала? Горло сжималось, а в глазах стояли слезы. Казалось, я умру от разрыва сердца прямо здесь.
Теплое тельце лежало в руках приятной тяжестью.
Я выскочила на улицу и не оглядываясь, направилась к машине. Опередив на мгновение, меня обогнул Кир и предупредительно распахнул дверцу пикапа. Я забралась в салон и привычно пролезла в середину, прижимая дочь к себе. Я не смотрела ни на нее, ни на мальчиков. Взгляд был прикован к полу. Я боялась, что стоит его поднять, и все развеется, как сон.
Парни с двух сторон сели в машину, и я оказалась между ними.
— Покажи, — ко мне потянулся Руслан, с другой стороны наклонился Кир.
Оба хотели посмотреть на ребенка. Каждый хотел взять на руки, рассмотреть. Девочка захныкала и я отбилась от любопытных рук.
— Потом, — мрачно огрызнулась я.
Мы не взяли вещей, а имени я не спросила. Мне
— Оливия, — Руслан требовательно протянул руки, и я все-таки уступила. Пусть посмотрит, это его дочь.
Он поднял ее, рассмотрел в утреннем свете. Девочка затихла, глядя нечеловеческими глазами. У него она быстрее успокоилась, может, ощутила своего — отца, оборотня. Лицо Руслана, суровое, как у каменного изваяния, стало хмурым. Он поджал губы и передал ребенка Кириллу.
Ни слова не сказал.
Я все прочла по глазам — он расстроен ее видом. Зверь отнесся спокойнее — как и ко всему вокруг. Рассмотрев дитя, Кир вернул ее мне. Ребенок повис на плече, вцепился в меня, я попыталась неумело убаюкать, покачиваясь, пока Руслан заводил пикап.
Мрачный, но заметила, как он улыбнулся, отвернувшись к окну. Возвращались долго: Руслан медленно ехал. Мы выбрались на ровную дорогу, но скорость он не прибавил. Ах да, у нас же ребенок в машине.
— Куда тебя везти? — спросил он. Почти всю дорогу мы молчали, уставшие после тяжелой ночи.
— Домой, — попросила я.
Руслан молча свернул к моему дому. Я не стала поправлять. И как я понесу дочь на глазах у соседей, когда она так выглядит?
Мне бы вымыть ее, чтобы убрать чужой запах, выбросить чужую одежду, всю чужую жизнь в которую ее забрали… Прав был Руслан. Нужно было сожрать обеих баб. На их месте я бы собрала вещички и сбежала. Рассерженные мальчики могут вернуться под покровом темноты в другом обличии.
Рус загнал пикап во двор и остановился напротив подъезда. Я тискала хнычущую дочь и не двигалась. Так не хотелось уходить…
Они не спрашивали, можно ли им пойти со мной. Ждали, что решу.
— Когда я сказала «домой», — пояснила я. — Я имела в виду «Авалон».
Тот без лишних слов вырулил обратно на дорогу. В клубе он въехал на задний дворик — подальше от общей парковки и любопытных глаз.
— Подожди здесь, дорогая, — Руслан ушел, а мы с Кириллом остались в салоне.
Девочка приснула на плече, и я украдкой ее рассматривала. Она вернула меня к жизни, но так больно видеть деформированное лицо.
— Это не насовсем, — сказал Зверь, заметив слезы в глазах. — Пройдет, Фасолька.
Он прикоснулся к розовому бантику, точно хотел погладить, затем убрал волосы от моего лица, тем же самым движением — осторожно-ласковым. Я посмотрела ему в глаза: в них была любовь. И я тебя люблю, Зверь.
Руслан вернулся с моей старой шалью в руках. В апартаментах наверху кое-что осталось — и мое, и детские вещи, которые я когда-то покупала в ожидании дочки. Все маленькое, конечно. Нужно будет за новым съездить.
Я отдала ребенка. Он завернул ее в шаль и молча понес наверх. Мы с Киром шли следом, и я заглядывала за массивное плечо, чтобы увидеть ее. Мне казалось, стоит ей выйти из поля зрения и она исчезнет.