Их позвал горизонт
Шрифт:
Во всяком случае и капитан, и начальник экспедиции были довольны судном. Кажется, только отец капитана Степан Григорьевич Кучин не разделял общих восторгов. Он знал о планах Русанова и не мог не тревожиться о судьбе экспедиции. Позднее он будет вспоминать: "Я писал сыну письмо с Русановым… что не советую пускаться в такое опасное плавание. Я упрашивал даже самого Русанова оставить попытку идти в Карское море и не ходить до поздней осени на таком маленьком суденышке, которому название дано совсем не по величине…"
11 (23) мая 1912 года, когда подготовка к экспедиции была в полном разгаре, Кучин
"Моя дорогая мама! Если бы ты знала, как я счастлив. Я побывал уже в Бергене два дня, виделся с моей маленькой Аслауг. Какая хорошенькая она! Ты так порадовалась бы на нас вместе. И она, и я целуем тебя… И как счастливы мы. Мама, дорогая, порадуйся вместе со мной. Я так люблю ее. Каждый раз больше, чем чаще вижу ее… Я здоров, весел и счастлив. Где мы будем вдвоем с Аслауг, там я буду счастлив".
Долгие годы мы не знали о ней ничего, кроме имени — Аслауг… И вот найдено новое, не известное ранее письмо. Оно ответило на многие вопросы и одновременно еще больше вопросов поставило. Письмо Кучина, посланное из Бергена 12 декабря 1911 года:
"Дорогой отец!.. Это письмо большой важности, поэтому откладывал его на несколько дней. Еще два года тому назад, когда я работал в Бергене, я познакомился с семьей литературного критика Паульсон. Очень скоро я близко сошелся с этими чудными людьми и был у них как друг, как свой. Особенно близки стали мы, т. е. я и младшая дочь Паульсон — Аслауг, тогда еще гимназистка. Мы вместе гуляли, читали и стали большими друзьями. Я уехал на "Фраме". Мы переписывались, как только была возможность. Из ее писем я узнал ее еще ближе. Это чудная девушка. Под влиянием своих родителей она воспиталась так, что совершенно непохожа на других норвежек, даже на свою старшую сестру. Еще во время плавания, даже еще раньше, понял я, что я полюбил эту девушку.
Приехав в Христианию, я еще колебался, ехать ли в Берген или нет. Скрывать мое чувство я не в состоянии более, но вместе с тем я боялся связывать ее. Ведь я никогда не думал оставаться за границей всю мою жизнь, всегда думал жить в России. И мысль, что она не может ехать в Россию, где все для нее чужое, мешала мне решиться. Письмо Нансена помогло. Я поехал в Берген и поселился за городом.
За это время она развилась, похорошела. Мы снова стали часто бывать вместе, и я узнал, что и она любит меня… Больше я не мог бороться с собой. Да и к чему? Лучшей жены, лучшего друга мне не найти. Мы пошли к ее родителям. За последние дни они заметили, что между нами что-то произошло. Так как они меня знали давно и хорошо, то мы получили их согласие.
— Если она хочет ехать в Россию и сделаться русской, то с богом, ответили Паульсоны.
И с тех пор мы жених и невеста. Так как мое положение в России еще не выяснено и так как Аслауг еще так молода — ей всего лишь 18 лет, — то я решил, что свадьба будет лишь через два года. За это время я что-нибудь сумею сделать в России…
Теперь самое главное: я прошу тебя и маму благословить нас.
Мне уже 23 года, мне пришлось много думать, жить, и поэтому можешь положиться на мой выбор. Мы любим друг друга. Ее ничто не устрашит. Она пойдет за мной хоть на край света. Да это и не нужно. Мы поедем лишь домой, к моим дорогим родителям…
Хотя мы и не хотели, чтобы о нашей помолвке стояло что-нибудь в газетах, однако один из корреспондентов разнюхал и в один день было напечатано чуть ли не во всех газетах Христиании и Бергена. Посылаю одну вырезку…"
Теперь открылись новые возможности для архивного поиска. Судя по письму, Фритьоф Нансен принимал какое-то участие в судьбе Александра Кучина. Может, в его архиве хранятся письма "застенчивого русского моряка"? А может быть, сохранился архив семьи Паульсон? И еще один вопрос — как сложилась судьба голубоглазой фрёкен Аслауг?
Племянница Кучина Надежда Павловна Мищенко обнаружила на чердаке старого дома Кучиных несколько писем Аслауг. Они еще расшифровываются. Но три слова понятны и без перевода, они написаны по-русски: "Я люблю тебя…"
Из Норвегии "Геркулес" под командой капитана Кучина пришел в Александровск. Последние приготовления, последние письма, последние встречи с друзьями.
Шевелкин еще в 1911 году перебрался на остров Кильдин, который расположен у входа в Кольский залив. Он выходил на промысел трески, палтуса, селедки. Но по-прежнему в бочках с рыбой шла с Кильдина в Архангельск нелегальная литература.
Узнав о прибытии "Геркулеса", Шевелкин на боте пришел в Александровск. Рассказывают, что при расставании Русанов подарил Николаю Алексеевичу свой бинокль.
— Встречайте нас с ним, — сказал он шутливо…
26 июня 1912 года в 9 часов вечера "Геркулес" уходил из Александровска на Мурмане; капитан стал у штурвала!
Выбор был сделан. Все знали, на что они идут.
Накануне и в день отплытия моряки "Геркулеса" писали последние письма.
Матрос Алексей Раввин: "…может быть, не вернемся раньше будущего года; во всяком случае не пиши раньше сентября и если не получишь от меня ответа до 1-го ноября, то считай, что мы зазимовали где-нибудь во льдах… Время нет, торопимся выдти в море; думал строиться этим летом — придется оставить до будущего, если буду жив; если пропаду, ты получишь все, что я имею…"
Матрос Василий Черемхин: "Прошу порато небезпокоится, хотя мы и зазимуемся, но на следующее лето до июля и августа тоже недожидайте, потому что нам раньше оттуда выйти непозволят льды… До свидания, родные, может и навсегда, может и последняя строка моего письма дойдет до вас…"
Потом был Шпицберген: разведка угольных месторождений, океанологические работы. Отсюда три человека на туристском пароходе возвратились через Норвегию в Россию.
А о дальнейших планах Русанова и Кучина мы знаем только из короткой записки, которую начальник экспедиции оставил в становище Маточкин Шар на Новой Земле:
"Юг Шпицбергена, остров Надежды окружены льдами. Занимались гидрографией. Штормом отнесены южнее Маточкина Шара. Иду к северо-западной оконечности Новой Земли, оттуда на восток. Если погибнет судно, направлюсь к ближайшим по пути островам: Уединения, Новосибирским, Врангеля. Запасов на год. Все здоровы. Русанов".
Так уж повелось испокон веков: капитаны, опасаясь льдов, боязливо прижимались к берегам. В Карское море корабли пытались проникнуть только южными проливами — Югорским Шаром, Карскими Воротами. Русанов справедливо указывал, что есть еще и Маточкин Шар, и путь вокруг Новой Земли.