Их величества пирамиды
Шрифт:
Книга вызвала большое удивление, и многие сомневались, что Смит писал ее серьезно. Но сомневался и Смит: достаточно ли точны данные Тейлора и не остановился ли он в своих выводах на полпути. Однако Тейлор как раз в год издания книги Смита умер, и тому не оставалось ничего иного, как решать эти проблемы самостоятельно. «Вскоре после смерти сэра Тейлора я решил на собственные средства посетить Египет, — пишет он в предисловии к следующей книге, — и провел там четыре месяца у пирамиды, дабы, используя различные научные приборы, произвести множество измерений этого могучего монумента, причем некоторые с большей точностью, чем это делал кто-либо ранее». Хотя во время работы его постоянно отвлекали «пахнущие табаком джентльмены, неустанно прибывавшие на пассажирских пароходах», а главное — «всевозможные малоприятные арабы, черные, коричневые, серые», но все эти и менее значительные напасти он одолел. В 1867 году, всего через два года после возвращения, он издал в подтверждение своей теории четырехтомный труд со множеством диаграмм и расчетов — «Жизнь и работа у Великой пирамиды в 1865 году».
Ни в одном из расчетов, приведенных в этой книге, критики Смита не обнаружили ошибок. Зато они без труда обнаружили ошибки в его методе:
Вопреки своей антипатии «ко всему французскому» он без колебаний пользовался метрами, литрами и килограммами. При таких условиях, казалось бы, все должно прекрасно сойтись, но вопреки ожиданиям у него, как он сам заметил, получалось, «конечно же, несколько больше или меньше…». Ведь речь шла о «таком колоссальном монументе» с «такой таинственной структурой», относящемся к «такой давней патриархальной поре человечества»!
Что же в конце концов высчитал и вычитал Смит из Великой пирамиды? Мы можем оставить в стороне его теории и привести лишь небольшое число результатов, как это сделал Борхардт. Периметр пирамиды равен 36 254 «пирамидальным дюймам», что при якобы существующем соотношении 100 дюймов = 1 дню, равнозначно одному году. Высота пирамиды, в дюймах и помноженная на девять десятых, якобы соответствует расстоянию в милях от Земли до Солнца. Пирамида будто бы стоит в центре круга, с которым частично совпадают очертания нынешнего побережья Нильской дельты. Вся суша Земли якобы разделена на две равные части меридианом, на котором стоит пирамида. По направлению входа египтяне будто бы могли определить так называемый «год Плеяд». И так далее и тому подобное. Лишь на коварный вопрос: «А как соответствует пирамида денежным системам?», который иногда задавали Смиту, он не знал ответа, ибо деньги суть «нечто земное, как прах и пепел, человеческая тщета и тлен, нечто преходящее, меж тем как пирамида возвещает Вечное, Возвышенное, Небесное».
После появления труда Смита могло показаться, что математические интерпретации Великой пирамиды навсегда дискредитировали или по крайней мере исчерпали себя. Но в 1885 году инспектор табачной фабрики в Головине А. Яролимек сообщил Императорско-королевской академии наук в Вене, что обнаружил в Великой пирамиде золотое сечение. Правда, тут Морава, как нам известно, не могла претендовать на первенство; однако в 1890 году Яролимек поправил дела «Математическим ключом к пирамиде Хеопса», где возвестил миру о новом открытии — «золотой лесенке» (т. е. цифровой последовательности, где каждое последующее число равно сумме двух предыдущих). По этой лесенке он добрался до одиннадцатой перекладины (1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34, 55, 89, 144), на которой и остановился; очевидно, это была первоначальная высота пирамиды, но какой от его лесенки прок, он почему-то так и не объяснил. Оказалось также, что астроном Смит не извлек из Великой пирамиды всех астрономических сведений; его соотечественник М. Б. Котсворт, врач по профессии, в 1902 году в книге «Рациональный альманах» обогатил их, установив, что Великая пирамида в действительности была «солнечным календарем, ибо своей тенью показывала времена года, месяцы, недели и дни». По его утверждению, «величина плит, которыми с северной стороны вымощено пространство вокруг пирамиды, почти в точности соответствует длине, на которую ее тень уменьшается за день, т. е. на 1,356 метра, так что древнеегипетские жрецы, наблюдая за этой измерительной сеткой, могли определить продолжительность года с точностью до 0,24 219 дня». Почему такими же плитами было вымощено пространство вокруг пирамиды и с других сторон, куда тень не падала, и почему размеры сотен плит отличаются от приведенной и почти точной длины порой чуть ли не на 50 %, Котсворт сколько-нибудь вразумительно не объяснил. Не прояснил он и еще один момент: перелезали ли жрецы во время этих измерений через каменную ограду десятиметровой высоты, и если перелезали, то как?
Многие последователи Смита поняли, что применение математических методов в исследовании пирамиды открывает значительно более широкие перспективы, чем установление «золотого сечения» или «золотой лесенки», дат календаря и т. д. В 1921 году Ф. Ноэтлинг, военнопленный немец, ознакомившийся в Австралии с трудами Смита, опубликовал «Космические числа пирамиды Хеопса — математический ключ к единым законам Вселенной». Он доказывал, что если воспользоваться «египетским локтем», выдуманным им самим, то сторона пирамиды будет равна 365 540 903 777 единицам, «что соответствует самой точной продолжительности солнечного года, выраженной с точностью до одной миллиардной дня». Кроме того, он высчитал многое иное, в том числе и атомные веса отдельных химических элементов, якобы давно известные египтянам и зашифрованные ими в Великой пирамиде. Англиканский священник Д. Дэвидсон, о котором мы уже упоминали, открыл в конструкции пирамиды так называемый «фактор смещения», с помощью которого можно было вычислить все что угодно. Египтологам, отказывавшимся понимать его, он отвечал, что этот фактор имеет «трансцендентную ценность» и «проявляется таким образом, что человеческий мозг решительно не способен это представить». Но «Эвереста пирамидологии» достигли в 1910 году братья Джон и Мортон Эдгары из Глазго книгой «Коридоры и камеры Великой пирамиды, которые показывают, как Великая пирамида в Гизе символически и результатами измерений подтверждает философию и пророчества давних времен о божественном плане веков…». Это примерно половина заглавия книги, окончание которого мы опустим, так же как и характеристику ее содержания:
Прочих учеников Смита мы можем со спокойной совестью обойти вниманием. Исключения заслуживает лишь его земляк Уильям Питри, первоначально химик, а затем инженер-железнодорожник и конструктор различных электротехнических устройств. Теории Смита так воодушевили его, что он изобрел ряд приборов, дабы подтвердить и дополнить его измерения непосредственно на Великой пирамиде. Идеей путешествия в Египет он увлек и своего сына, относившегося ко всему этому несколько скептически, но, поскольку он все откладывал день отъезда, сын в 1879 году отправился в Египет один, захватив с собой отцовские приборы. Остальное мы уже знаем: молодой Уильям Мэтью Флиндерс Питри стал одним из крупнейших египтологов, который, хотя это было отнюдь не главной его заслугой, не оставил от теорий Смита камня на камне. Правда, смести их с лица земли и он был не в силах, ему не помогло даже то, что он застиг некоего доктора Глоувера, преданного ученика Смита, на месте преступления: тот стачивал рашпилем какой-то выступ в передней погребальной камеры Хуфу, чтобы этот выступ точно соответствовал Смитову «пирамидальному дюйму».
Что к этому добавить? Что египтология благодарна Смиту за Питри, т. е. что даже самые сомнительные книги могут принести положительные результаты? Это было бы слишком смелое обобщение, едва ли не возводящее исключение в правило. Процитируем лучше слова изобретателя термина «пирамидиотизм» Н. Ф. Уилера, приведенные Котреллом в «Горах фараонов», в заключительной части главы о Чарлзе Пиацци Смите. Их можно отнести и к его предшественникам и последователям:
«В самом деле, не существует никаких особых причин, чтобы эти мистики избрали предметом своего внимания именно пирамиду Хуфу или чтобы они ею ограничились. Борхардт в указанной выше публикации бескорыстно предоставил в их распоряжение тот факт, что у пирамиды-спутницы Абусирской пирамиды Сахура отношение половины периметра основания к высоте равняется неперову основанию натуральных логарифмов „е“ (2,71 828). Но мы могли бы пойти дальше и вместо пирамиды Хуфу предметом расчетов избрать хотя бы лондонский Хрустальный дворец. Если бы мы произвели большое число его измерений, то получили бы множество данных, из которых могли бы выбрать точные меры для очень многих вещей. Когда избирается подходящая единица измерения — скажем, верста, двойной фут, морской узел, — можно без труда установить точный эквивалент расстояния до Тимбукту при помощи длины потолочных балок или количества уличных фонарей на Бонд-стрит; точно так же можно было бы установить единицу густоты грязи или средний вес взрослой золотой рыбки».
Но оставим, наконец, мистиков и мистификаторов и обратим внимание на более интересных людей. Таких, что не вперяют взор в одну лишь Великую пирамиду, а охватывают им все пирамиды в Египте и вне Египта и видят в них «ключ к пониманию древних высоких цивилизаций на обоих берегах Атлантики».
Наиболее известный человек, который нам в этой связи сразу же приходит на ум, — это прославленный норвежский исследователь и мореплаватель Тур Хейердал. Хотя сам он такого тезиса или теории не выдвигал, точно так же как и ни один другой ученый, ему постоянно их приписывают. «Существуют поразительные параллели в развитии древних зрелых культур по обеим сторонам Атлантики, — можем мы, к примеру, прочесть в „Еуропеуме“ (июнь 1970 года) и — с разными вариациями — в других журналах. — Так, пирамиды строились не только на Ниле, но и в стране майя в нынешних Мексике и Гондурасе. Египтяне, так же как инки, имели сеть оросительных каналов, календарь и, подобно им, поклонялись Солнцу как богу. Тур Хейердал погрузился в соответствующие главы истории культуры и вскоре открыл соединительное звено — папирусную лодку».
У этих теорий есть длинная предыстория. Первым, кто при взгляде на пирамиды в Мексике и Гондурасе (а также в Гватемале) задал вопрос, имеют ли они отношение к пирамидам в Египте, был немецкий естествоиспытатель Александр фон Гумбольдт. Но в своем тридцатитомном «Путешествии в экваториальные области Нового Света» (1807 г. и последующие) он уделил им всего несколько строк и как критически мыслящий ученый из-за недостатка доказательств уклонился от выводов. Намного смелее был Эдвард Кинг, лорд Кингсборо, который в своих девятитомных «Мексиканских древностях», изданных и 1831–1840 годах, отстаивал тезис, будто американские индейцы — потомки «десяти затерявшихся колен Израиля» и что, следовательно, тамошние пирамиды построены евреями. Французский путешественник Жан Ф. де Вальдек в книге «Путешествие живописца и археолога но провинции Юкатан» (1838) провозгласил их «творениями потомков тех же самых египтян, пирамидами которых он некогда любовался на Ниле» как участник экспедиции Наполеона (Вальдек прожил 109 лет; родился он при Людовике XV, а умер во времена Третьей республики). Некоторые авторы считали эти пирамиды делом рук индийских или финикийских переселенцев, другие — созданиями спасшихся обитателей исчезнувшей Атлантиды и т. д., но нас это уже не касается. Согласно последнему слову популяризаторов подобных теорий (большей частью публицистов, таких, как немец А. Блуменштейн или итальянец Э. Маргрио, статьи которых мы цитировали), творцами этих пирамид опять-таки были египтяне.
В действительности древнеамериканские пирамиды не слишком-то похожи на египетские; они скорее напоминают месопотамские зиккураты. В большинстве своем это ступенчатые или похожие на башни постройки с крутыми широкими лестницами и небольшими площадками наверху, предназначенными для святилищ с высокими фронтонами крыш. Стоят эти пирамиды обычно группами, из чего можно сделать вывод, что они являлись культовыми центрами тогдашних городов; по своей функции это были храмы, но в некоторых из них хоронили властителей и жрецов. Первоначально их строили из кирпича-сырца, позднее из кирпичей, облицованных камнем, или прямо из камня; обычно они были богато украшены пластикой и рельефами, было установлено, что пирамиды через определенные промежутки времени надстраивались (вероятно, каждые 52 года), а вокруг существующей постройки возводилась новая значительно больших размеров. По форме и размерам они существенно отличались друг от друга. Самая большая имела четыре ступени на основании примерно 540х540 метров, т. е. покрывала площадь приблизительно в пять раз большую, чем пирамида Хуфу, но в высоту имела всего 54 метра; ступени ее довольно быстро сужались, и поэтому объем ее был гораздо меньше, чем объем пирамиды Хуфу.