Ииссиидиология. Основы. Том 6
Шрифт:
– основное понятие психодинамических и психоаналитических теорий – «понятие мотивации», обозначаемое в Ииссиидиологии как «текущий» и «насущный интерес», с амплификационной точки зрения также основывается на наборе определённых эмоций, однако определяет сам Интерес-мотивацию как функцию по отношению к субтеррансивно уникальному набору эмоциональных мыслеформ, обеспечивающих первостепенно значимую мотивационную роль в формировании и развитии наших мыслительных навыков, интеллекта, работоспособности и жизненного творчества в целом; при этом ииссиидиологический подход «декларирует» то, что каждую долю секунды (от 1 из 328, до 1 из любой другой условно цифровой конфигурационно-объективизированной характеристики, то есть, по сути, конкретики пространственно-энергоинформационной каузально-детерменируемой множественности) примариусивную (доминирующую) роль в Фокусной Динамике (ФД) наших микстумных Форм Самосознаний (ФС) играют СФУУРММ-Формы сразу нескольких разнокачественных «текущих» Интересов, из которых мы резонационно (в соответствии с особенностями нашей НУУ-ВВУ-Конфигурации) выбираем вариант,
– «холизм», понимаемый в гуманистической теории не как дословный перевод с греческого («приоритет целого по отношению к его частям»), а как целостное изучение личности, каждый элемент которой находится во взаимосвязи и во взаимозависимости, при этом ииссиидиологическая концепция, объективизируя такой подход, амплификациирует данное понятие в Энерго-Информационное Структурно-Мирозданческое воззрение, чем в очередной раз подчёркивает важность немолекулярных механизмов для осуществления обмена информацией между любыми (прежде всего) синтетическими ФС, включая и составляющие наших биологических форм;
– «субъективный психический опыт», также применяемый в гуманистической теории, соотносимый в ииссиидиологической концепции с «субтеррансивной ОДС», которая рассматривается как информационная коннектирующая составляющая, основа памяти любой ФС, как правило, самоосознающей себя в конкретике данной сценарной группы ПВК;
– «теория социального научения» (прообраз эпигенетического подхода), как утилитарная проекция информационно-энергетических взаимодинамизмов гетерогенеусных Формо-Творцов в структуре микстумно оформленных ФС, происходящих на общем фоне стратегической доминации ллууввумически и окололлууввумически оформленных ПВК;
– «гештальт-теория и гештальт-терапия Перлза», как предтеча интальт-терапии, именуемой так не с целью каламбуризации понятий, а для разработки серьезной практики, впитавшей в себя всё самое амплификационное из предшествующих теорий поведения, используемая Айфааровцами с целью формирования «интальт-личности» путём наработки осознанного интереса к амицирациям в амплиативном направлении развития;
– список наиболее значимых теорий поведения был бы не полон без упоминания бихевиористической по сути теории условных рефлексов И.П. Павлова и теории архетипов психоаналитической модели Юнга, при том что для первой, с ииссиидиологической точки зрения, более характерен несколько нейро-биологический акцент при описании бессознательной резонационности, а для второй – конфигурационно-возможное для Юнга умозрительно-мифологизированное теоретизирование при раскрытии тенденций взаимодинамизмов между бессознательным, личностным и подсознательным уровнями самосознания; при этом после ознакомления с материалом 6-го тома становится ясно, что профективно (менее искажённо) влияние ллууввумических творцов-регуляторов ядерного генома на наши поведенческие динамизмы – нашу ФД – априорно мизерно на фоне микстумно обусловленной доминации представлений и императивов, порождённых творчеством митохондриального генома и фокусными интересами разнопротоформных цивилизаций, обеспечивающих энергоинформационные взаимосвязи внутри коллективного бессознательного.
Тем не менее необходимо добавить, что именно «павловская» и «юнговская» модели поведения служат, в частности, тем сфуурммистическим смыслообразующим мостиком, который подводит нас к информационно более ёмкому пониманию нюансов поведенческих динамизмов, принятому в Ииссиидиологии, и далее – к более амплификационному пониманию принципиальных концептов устройства мироздания, роли личности как Формы Самосознания в данной структуре ПВК, предопределенности и объективной необходимости синтеза первой пары Иисииди-Центров внутри ФД микстумных формо-типов, находящей своё отражение в особенностях ее поведенческих динамизмов. С другой стороны – объединение нейрофизиологического и психологического подходов, нашедших свое отражение в вышеуказанных научных представлениях, логически объединяет обе условные части 6-го тома (ииссиидиологический подход к описанию структур головного мозга и ииссиидиологическое же понимание аргллаамунно-инглимилиссных взаимодействий).
Осознавая то, что в данных резопазонах эксгиберации, в конкретике сценарных групп ПВК, любые мировоззренческие парадигмы, включая и философско-антропологические и поведенческие теории, будучи отражением субтеррансивного мышления структурирующих его Форм Самосознаний, погружены в крайнюю степень дуализации с последующей дискретной конкретизацией как объектов, так и субъектов, что объективно не позволяет осознавать ложность амбивалентной логики, в том числе и применительно к философско-антропологическим и поведенческим теориям, я тем не менее попробую использовать данный инструментарий для обзорного описания материала 6-го тома.
Начнём с того, что при определенной степени эпатажности при изучении материала 6-го тома можно было бы впасть в дуальностную ловушку и либо инерционно-привычно ассоциировать материал с амплиссивной (мирозданчески-многокачественной) подачей Информации, устойчиво-привычно воспринимаемой читателями первых 4-х томов Основ Ииссиидиологии, и, не обладая информацией о современных достижениях в нейробиологии, ошибочно констатировать, что первая половина книги целиком и полностью посвящена уникальному, эксклюзивному, с точки зрения современной биологии, рассмотрению неизвестных в данных группах ПВК анатомо-физиологических особенностей ЦНС (центральной нервной системы), либо расценить данный материал в виде упрощённого реминисцирования медико-биологических профессионально общепризнанных самых современных анатомических, нейробиологических, нейрохимических и нейрофизиологических теорий головного мозга человека, история изучения и возникновения которых на самом деле восходит в наших сценарных группах к мезолиту, когда (антропологически доказано) уже производились успешные, не приводившие к летальному исходу, трепанации черепной коробки (другой вопрос, не являющийся целью рассмотрения в данной работе, – с какой целью данные вмешательства производились: лечебной, оккультной либо какой-либо иной).
Преследуя цель избежать подобной дихотомичности в восприятии текста, возможно, целесообразно напомнить о том, что сам предмет философской антропологии и теорий поведения, изначально являясь доменом по отношению к тактической практике изучения ЦНС (включая мозг), дифференцируется в структуре философии уже во времена античности, когда именно сущность психики, связь её либо с биологической формой как таковой и с головным мозгом в частности, либо с нематериальной субстанцией (душой), становясь предметом изучения различных мировоззренческих школ, собственно и предопределила принципиальное размежевание на материалистическое и идеалистическое направления, при том что последнее, согласно К. Марксу и Ф. Энгельсу, «… есть ни что иное, как материальное, перенесённое в голову и переработанное в ней…». Не вдаваясь в нюансы философских рассуждений и синергизации их с ииссиидиологическим подходом (данный вопрос в конкретике объективности энергоинформационного понимания достаточно подробно описан в 5-м томе Основ Ииссиидиологии), попробуем кратко провести поверхностную ретроспекцию истории изучения головного мозга «от клариссима Галена до Френсиса Крика» в конкретике именно анатомо-физиологического акцентирования, что, надеюсь, и позволит нам в итоге вычленить для себя тот уникальный материал, который предложен автором 6-го тома Основ.
Итак, на сегодняшний день (в данных сценарных группах) общеизвестно, что первые исторические документально подтвержденные аутопсийные (прозекторские) нейрофизиологические эксперименты на животных (на людях официально они в Римской империи, в отличие от древнего Египта, были запрещены) проводились Галеном в начале второго века н.э., который описал некоторые мозговые центры, управляющие движениями конечностей, мимикой, жеванием и глотанием, дифференцировав разные виды деятельности мозга и впервые выдвинув положения о врожденных и приобретенных формах поведения, о произвольных и непроизвольных мышечных реакциях. При этом ученый тщательно изучил практически все отделы мозга: мозговую спайку, боковые или передние желудочки, средний желудочек, четвертый желудочек, свод, служащий для поддержания тяжести расположенных над ним частей мозга – для защиты желудочков от давления на них, кроме того исследователь впервые выявил наличие лиры Давида, дифференцировал «писчее перо», четверохолмие, ножки мозжечка к четверохолмию, отличия между задними ножками мозга, мозжечок, червячок мозжечка и конический придаток мозга – шишковидную железу.
Примерно через 200 лет с подачи Немезия Эмесского субстратами психических процессов стали считаться мозговые желудочки, при этом для них была декларирована строгая специализация: учёный считал, что «передний желудочек» мозга (в отличие от дальнейшего понимания Леонардо да Винчи данного отдела мозга как «души-хранилища», дословно – «камеры здравого смысла») следовало рассматривать как вместилище восприятия или воображения («cellula phantastica»), «средний» – как вместилище мышления («cellula logistica»), а «задний» – как вместилище памяти («cellula memorialis»). Интересно, что данное представление о «трех желудочках мозга» как о непосредственном субстрате основных психических способностей инерционно переходило без всяких изменений из века в век, оставаясь общепринятым и в Средние века, вплоть до появления революционного, с точки зрения широкого применения, переноса внимания исследователя от изучения исключительно трупов животных на тайно добытые и обследуемые органы человека (таким образом объектом анатомических исследований стала пусть и ревитализированная, но по крайней мере схемо-синтетически соответствующая биоформа). Благодаря данной методике Немезия впервые более объективно были описаны 7 пар черепно-мозговых и 30 пар спинно-мозговых нервов, при этом сам спинной мозг представлялся как сплошное образование, по которому и циркулирует «животный дух». С позиции ииссиидиологического рассмотрения, а также упомянутой далее по тексту концепции «триединого мозга», любопытно то, что именно дословное применение определения «животного (нечеловеческого, неллууввумического) духа» для описания динамики спинномозговых структур – объективно небезосновательно.