Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга VI. Смерть и Воскресение
Шрифт:
Преподобный Иоанн Дамаскин. Икона. Нач. XIV в.
Слова Иисуса о том, что в воскресении ни женятся, ни выходят замуж (Мф. 22:30), нередко трактуют в том смысле, что брак является земным установлением, не имеющим продолжения в вечности. По словам Тертуллиана, «христианам, покинувшим мир сей, в день воскресения не обещается восстановление брака» [67] . С другой стороны, тот же автор утверждает, что супруги воскреснут «в духовном союзе» и что «в жизни вечной Бог более не разделит тех, кого сочетал и кому в этой жизни запретил разводиться» [68] . По мнению Иоанна Дамаскина, после всеобщего воскресения «не будет ни брака, ни деторождения» [69] .
67
Тертуллиан.
68
Его же. О единобрачии (CCSL 2, 1243). Рус. пер.: Библейские комментарии отцов Церкви. Новый Завет. Т. 2. С. 200.
69
Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. 4, 27 (PG 94, 1225). С. 271.
В воскресении, утверждает Иисус, люди будут как Ангелы Божии на небесах. Для саддукеев, которые говорили, что нет воскресения, ни Ангела, ни духа (Деян. 23:8), это утверждение мало что значило. Однако христианская традиция обратила на него пристальное внимание. Ориген видел в нем подтверждение своей теории о том, что воскресшие из мертвых будут обладать такими же телами, как у ангелов: воздушными и излучающими свет [70] . С Оригеном полемизировал Мефодий Патарский: изречение Иисуса, считал он, надо понимать не в том смысле, что в воскресении святые лишатся тел, а в том смысле, что состояние блаженства святых будет подобно состоянию ангелов [71] .
70
Ориген. Комментарии на Евангелие от Матфея. 17, 30. Рус. пер.: Библейские комментарии отцов Церкви. Новый Завет. Т. 1б. С. 191.
71
Мефодий Патарский. О воскресении. 31. Рус. пер.: С. 229–230.
Многие древнецерковные писатели придерживались той точки зрения, что после всеобщего воскресения души людей соединятся с теми же телами, в которых они пребывали при жизни [72] . В то же время отмечали, что это будут преображенные тела – нетленные и бессмертные [73] . Как игла, брошенная в огонь, меняет свой цвет и превращается в огонь, но не теряет своего естества, точно так же «в воскресение все члены будут воскрешены… и все сделается световидным, все погрузится и преложится в свет и в огонь, но не разрешится и не сделается огнем, так чтобы не стало уже прежнего естества» [74] .
72
Иустин Философ. 1-я Апология. 9 (PG 6, 337). Рус. пер.: С. 37. Ср.: Афинагор Афинский. О воскресении мертвых. 2; 3; 25 (PG 6, 977–981, 1021; воскресшие «не могут опять существовать, как те же люди, если те же самые тела не будут возвращены тем же самым душам»); Тертуллиан. О воскресении плоти. 53 (CCSL 2, 998). Рус. пер.: С. 238 («воскреснет именно то тело, которое было посеяно»); 63 (CCSL 2, 1011). Рус. пер.: С. 247 («.плоть воскреснет, и воскреснет всякая, и та же самая, и нисколько не поврежденная»); Григорий Нисский. О душе и воскресении (PG 46, 109). Рус. пер.: С. 282–283 («для той же души составится снова то же тело, сочетаемое из тех же стихий»).
73
Иоанн Златоуст. Беседа о воскресении мертвых. 8 (PG 50, 430). Рус. пер.: С. 479.
74
Макарий Египетский. Духовные беседы. 15, 10 (Die 50 geistlichen Homilien. S. 132). Рус. пер.: С. 330–331.
Вопрос о природе воскресших тел выходит за рамки настоящего исследования. Тем не менее мы посчитали нужным коснуться его здесь, поскольку он имеет отношение к воскресению Христа. Когда Иисус воскрес из мертвых, люди перестали Его узнавать: Мария Магдалина приняла Его за садовника (Ин. 20:15), двое путников не распознали в Нем своего Учителя (Лк. 24:16), некоторые из учеников усомнились в том, что это Он (Мф. 28:17). Воскресший Иисус проходил через закрытые двери (Ин. 20:19), и Его принимали за духа (Лк. 24:37). Все это говорит о том, что Его внешний вид изменился; возможно, изменилась также материя Его тела.
Диалог с саддукеями происходит в преддверии воскресения Иисуса и наряду с рассказом о воскрешении Лазаря (Ин. 11:1-41) является прелюдией к этому событию. Не случайно этот диалог приводят все три синоптика: тем самым они как бы расчищают пространство для восприятия читателем центрального события евангельской истории. Выстраивается та же логическая цепочка, которую мы находим у апостола Павла: Если нет
4. «Какая первая из всех заповедей?»
После первосвященников, старейшин, фарисеев, иродиан и саддукеев на сцену выступает еще один персонаж, которого Марк называет одним из книжников . Марк приводит наиболее подробную версию рассказа:
Один из книжников, слыша их прения и видя, что Иисус хорошо им отвечал, подошел и спросил Его: какая первая из всех заповедей? Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, – вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет. Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем и всем умом, и всею душою, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия. После того никто уже не смел спрашивать Его (Мк. 12:28–34).
Как видим, Марк ничего не говорит о дурных намерениях книжника. Напротив, книжник, повторив сказанное Иисусом и даже несколько развив Его мысль, получает от Него похвалу.
Апостол и евангелист Марк. Миниатюра. 778–20 гг.
У Матфея дело обстоит иначе. Его рассказ начинается со слов: А фарисеи, услышав, что Он привел саддукеев в молчание, собрались вместе. И один из них, законник, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Далее Иисус излагает первую заповедь в сокращении (опуская слова Слушай, Израиль! Господь, Бог наш, Господь един есть), затем вторую, после чего заключает: На сих двух заповедях утверждаются весь закон и пророки (Мф. 22:34–40). На этом эпизод заканчивается.
Версия Луки еще короче, и Лука помещает эпизод в другое место евангельской истории – сразу после рассказа о беседе Иисуса с семьюдесятью учениками после их возвращения с проповеди. У Луки «некий законник» задает Иисусу вопрос, «искушая Его». Вопрос законника сформулирован совсем иначе, чем у Марка и Матфея: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус вместо ответа Сам задает ему вопрос: в законе что написано? как читаешь? И тут законник (а не Иисус, как у Марка и Матфея) цитирует две заповеди Ветхого Завета, а Иисус говорит ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить (Лк. 10:25–28). Далее законник спрашивает: а кто мой ближний? Иисус излагает притчу о милосердном самарянине (Лк. 10:29–37).
Апостол и евангелист Лука. Миниатюра. XI в.
Контекст, в котором эпизод помещен у Луки, настолько отличен от контекста двух других синоптических Евангелий, что можно говорить о двух похожих эпизодах, произошедших в разное время. Блаженный Августин, сравнивая рассказ Луки с повествованиями Марка и Матфея, отмечает:
Трудно сказать, об этом ли событии здесь говорится, или же то был другой человек, с которым Господь вел речь об указанных двух заповедях; скорее можно предположить, что это был другой. Это следует не только из того, что в порядке изложения замечается полное различие, но и из того, что сей человек представляется сам как дающий ответ на вопрос Господа и в своем ответе упоминающий эти две заповеди [75] .
75
Августин. О согласии евангелистов. 2, 142 (PL 34, 1146).
Евангелист Матфей. Икона. XIV в.
Вопрос, заданный Иисусу в Иерусалимском храме, не случаен. Книжники и законники более всего были озабочены правильной интерпретацией закона, а такая интерпретация неизбежно предполагала определенную градацию: что-то представлялось священным и незыблемым, что-то другое могло казаться преходящим и изменяемым. Устно предание, развившееся вокруг письменного законодательства· как раз и ставило своей целью выявление в законе главного и отделение его от второстепенного, и книжники были активно вовлечены в эту непрекращающуюся работу, вокруг которой постоянно возникали споры.