Иисус: Возвращение из Египта
Шрифт:
— Но где же начинается Израиль и где заканчивается? — спросил Иаков, сидевший с нами.
— Здесь! — воскликнул Иосиф. — И там! — указал он. — И везде, где соберутся вместе евреи, соблюдающие Закон.
— А мы когда-нибудь увидим эти греческие города? — поинтересовался я.
— Ты видел Александрию, значит, ты видел лучший из них, величайший, — сказал Клеопа. — Ты видел город, который уступает только Риму.
Мы все закивали согласно.
— Помни же тот город и помни все это, — продолжил Клеопа, — поскольку каждый
Мама оторвалась от своего шитья.
— Ах, так вот почему все было именно так, — негромко воскликнула она, как ребенок, что-то вдруг понявший. Она покачала головой и снова взялась за иголку. — Раньше я не понимала…
— Что? — спросил ее Клеопа.
— Не понимала, почему ангел пришел к Иосифу и сказал ему возвращаться домой, невзирая на кровопролитие и беспорядки. Но ты сейчас все объяснил!
Она взглянула на Иосифа.
Он улыбался, но я думаю, он улыбался потому, что сам раньше не додумался до этого. А ее глаза горели как у ребенка, и она, моя мама, верила как дитя.
— Да, — согласился Иосиф. — Кажется, это разумное объяснение. То был наш путь через пустыню.
Дядя Симон, спавший почти все это время на циновке, положив голову на локоть согнутой руки, при последних словах Иосифа проснулся и сказал сонным голосом:
— Еврей всему может найти разумное объяснение.
Сила расхохотался так, что чуть не упал.
— Нет, — тихо заметила моя мама, — это верно. Все дело в том, как посмотреть. Я помню, в Вифлееме, когда я спрашивала у Господа: «Как? Как?», потом…
Она остановилась и взглянула на меня, а затем провела рукой по моим волосам, как часто это делала. Мне всегда нравилось, когда она гладила меня так, но я не прижался к ней. Я уже вырос.
— А что же случилось в Вифлееме? — спросил я. И вспыхнул от стыда. Я забыл наказ Иосифа не спрашивать об этом. Меня пронзила острая боль. — Простите меня. Я не хотел это говорить, — прошептал я.
Мама ласково посмотрела на меня, и я видел, что она понимает, как мне неловко. Потом она перевела взгляд на Иосифа. Все остальные молчали.
Мой брат Иаков пристально смотрел на меня тяжелым взглядом.
— Ты там родился, как ты и сам знаешь, — раздался мамин голос. — Ты родился в Вифлееме. В городе тогда было много народу. — Она говорила неуверенно, запинаясь, поглядывая то на Иосифа, то на меня. — В тот вечер в Вифлеем пришло много народу, и мы не могли найти места, где остановиться. А нас было много — Клеопа, и Иосиф, и Иаков, и я. Хозяин постоялого двора предложил нам переночевать в хлеву. Он находился в пещере позади постоялого двора. Там было тепло и удобно, и еще Господь послал снег.
— Снег! — воскликнул я. — Я хочу увидеть снег.
— Что ж, может быть, когда-нибудь увидишь, — ответила она.
Все по-прежнему молчали. Я смотрел на маму. Она хотела рассказывать дальше. Я видел это. И она понимала, как сильно я хочу узнать, что было дальше.
И она снова заговорила.
— Так ты и родился в том хлеву, — тихим голосом продолжила она. — И я спеленала тебя и положила в ясли.
Все засмеялись добрым смехом, как часто смеются в нашей семье.
— В ясли? Где лежит сено для ослов? Неужели в этом и заключался секрет Вифлеема?
— Да, — подтвердила мама, — и из всех младенцев в Вифлееме в ту ночь у тебя была, наверное, самая мягкая постель. А животные согревали нас своим теплом, тогда как ночующие в постоялом дворе мерзли.
И снова вся семья засмеялась.
Это воспоминание порадовало всех, за исключением Иакова. Иаков мрачнел все сильнее. Его мысли устремились куда-то далеко. Насколько я мог судить, ему было лет семь, когда это произошло, примерно столько же, сколько мне сейчас. Разве мог я знать, о чем он думает?
Он посмотрел на меня. Наши глаза встретились, и что-то пробежало между нами. Он тут же отвернулся.
Я хотел, чтобы мама рассказала что-нибудь еще.
Но взрослые уже заговорили о других вещах — о хороших дождях, о сообщениях, что в Иудее устанавливается мир, о надеждах на то, что мы сможем отправиться в Иерусалим на празднование Песаха, если все так и дальше пойдет.
Я поднялся и вышел.
На улице было темно и холодно, но после нагретого воздуха комнат дышалось легко.
Я услышал еще не все, что случилось в Вифлееме! Наверняка было что-то еще. Я не в силах был собрать все кусочки воедино: все вопросы, события, сказанные слова и сомнения.
Я помнил свой ужасный сон. Я помнил человека с крыльями и те неприятные вещи, которые он говорил. Во сне они не задели меня. Но теперь они жалили меня снова и снова.
О, если бы только можно было поговорить с кем-нибудь! Но рядом не было никого, никого, кому я мог бы рассказать, что у меня на сердце. И никогда не будет!
Я услышал позади себя шаги, неуверенные, медленные шаги, а потом мне на плечо легла рука. По прерывистому дыханию подошедшего я догадался, что это Старая Сарра.
— Возвращайся в дом, Иисус бар Иосиф, — сказала она, — здесь слишком холодно. Нечего здесь стоять и смотреть на звезды.
Мне не хотелось уходить, но я повернулся и сделал, как мне было велено. Я вернулся со Старой Саррой в дом и вновь погрузился в теплое собрание членов семьи. На этот раз я лег, как мужчины, положив голову на согнутый локоть, и уставился на жаровню, где догорали угли.
Малыши начали капризничать. Мама встала, чтобы успокоить их, а потом позвала Иосифа помочь ей.