Иисус: Возвращение из Египта
Шрифт:
Клеопа сказал мне, что Иосиф ушел вместе с моей матерью на рынок в Иерусалим. Теперь, когда народу в городе стало гораздо меньше, они хотели купить немного ниток.
— Я хочу сходить в храм и послушать учителей, что сидят в притворе, — сказал я Клеопе. — Мы ведь сегодня еще не уходим?
— Нет, сегодня мы никуда не пойдем, — ответил он. — Если хочешь пойти, то найди кого-нибудь из взрослых, чтобы проводил тебя. Один не ходи. — И он вернулся к беседе с мужчинами.
Так вот, за все это время Иосиф ни разу не заговорил со мной про того слепого человека. То, что случилось со старцем,
И еще я не знал, заметил ли Иосиф, что я изменился. А я изменился.
А вот мама заметила это. Заметила, но не встревожилась. Ведь я не стал печальным. Я просто перестал играть с другими мальчиками. И еще, оттого что я видел теперь все другими глазами, я стал задумчивее, но вовсе не печалился. Я прислушивался к разговорам мужчин. Я уделял внимание вещам, которых раньше для меня вовсе не существовало. И большую часть времени я проводил в уединении.
Время от времени я испытывал соблазн разгневаться на тех, кто не говорит мне о том, что я хочу узнать. Однако стоило мне вспомнить нежелание слепого старика бередить в памяти «неописуемые» ужасы, я понимал, почему мне не рассказывают всего. Мама и Иосиф старались защитить меня от чего-то. Но так не могло продолжаться дальше. Я должен знать.
Я вышел к дороге, которая вела из деревни к храму. Там я встретил нашего родственника Иосифа, он с другими членами семьи как раз направлялся в храм. Он узнал меня и улыбнулся.
Я пошел вслед за ним.
Он оглянулся пару раз, окликая меня по имени, что удивило меня, и жестом приглашал присоединиться к их группе. Я приблизился, но все равно шел позади. Ведь я столько времени провел под открытым небом, а Иосиф бар Каиафа был в чистых белых одеждах, как и его спутники, тоже священники, скорее всего.
И тем не менее я делал так, как велел мне Клеопа: я шел с взрослыми. Я был не один.
Когда мы достигли Храмовой горы, я скользнул в нужную мне сторону.
Во дворе язычников народу было немного, и я впервые смог полностью оценить величественные размеры храма, изящество украшений. Все было именно так, как описывал Клеопа.
Но я пришел сюда не за этим.
Я прошел к Соломонову притвору, чтобы послушать учителей.
Их было несколько, рядом с некоторыми собралось много людей, рядом с другими — меньше. Но я искал очень старого человека, человека, который был бы морщинист и сед.
Побродив немного, я увидел самого старого здесь учителя. Он был худ, с глубоко посаженными блестящими глазами, с седыми прядями, выбивающимися из-под накидки, хорошо одетый. В кисточках на его одежде виднелись голубые нити. Вокруг него собралось довольно много мальчиков, большая часть которых была значительно старше меня.
Я стал наблюдать и слушать.
Старый учитель один за другим задавал вопросы жадно ловящим его слова слушателям. Он часто смеялся, и смех его был дружелюбен, но в то же время была в нем некая властность. Он говорил то, что считал необходимым. Он не тратил слов попусту. И голос его был чист, как у молодого мужчины.
Его вопросы походили на те, что задавали нам раввины в школе. Я подошел ближе и тоже стал отвечать. Мои ответы понравились ему. Он кивнул мне, приглашая сесть у его ног. Мальчики потеснились, давая мне место. Я даже не думал об Иакове. Я просто отвечал на вопросы учителя. Рав Берехайя хорошо обучил меня. И вскоре старый учитель стал спрашивать других мальчиков, чтобы и они имели возможность проявить себя.
Потом зазвучали трубы, возвещая вечернее жертвоприношение, и мы прекратили занятие, чтобы помолиться.
И вот настал момент, которого я ждал, хотя даже не знал четко, чего именно жду. Мое сердце часто забилось. Мальчики разошлись по комнатам, где они спали, или по домам, кто жил в Иерусалиме. А раввин пошел в библиотеку храма, и я последовал за ним вместе с еще несколькими мальчиками.
Библиотека оказалась очень большой, даже больше, чем библиотека Филона. В ней было несметное количество свитков, а еще стояли столы, за которыми, склонив головы, работали писцы. Когда вошел старый раввин, они встали из уважения к нему.
Но раввин прошел мимо них в собственный кабинет и позволил мне пойти с ним. Один из мальчиков всю дорогу расспрашивал его про Закон.
К их беседе я прислушивался лишь краем уха. У меня была другая цель.
Наконец я остался наедине с раввином. Он уселся за свой стол, и ему принесли чашку вина. В комнате зажгли лампы. Нас окружали полки со свитками. Пахло пергаментом, папирусом и горящим маслом. Если бы мое сердце не стучало так сильно, я бы внимательнее тут осмотрелся.
— Чего же ты хочешь от меня? — спросил старый учитель. — Ты долго ждал. Скажи, что тебе нужно.
Я помолчал, но мне в голову не пришло ни единой мысли, ни единой подсказки, что и как сказать. Тогда я решил начать с того, что уже знал:
— Восемь лет назад в Вифлееме родился младенец. Ангелы пели пастухам, когда он родился. Ангелы называли его Христос Господь. Через несколько дней три человека с востока, персидские волхвы, пришли к младенцу с дарами. Они утверждали, что их вела звезда.
— Да, — сказал старик. — Я знаю эту историю.
— Что случилось с этим младенцем?
— Зачем тебе знать это? Почему ты вообще об этом говоришь?
— Умоляю тебя, скажи мне. Я не могу думать ни о чем другом, только об этом. Я не пью и не ем, думаю день и ночь. Я должен узнать об этом ребенке.
Он подумал над моими словами, отпил вина.
— Хорошо, я скажу тебе, — промолвил он. — Чтобы ты наконец мог подумать о чем-нибудь другом. И заняться учебой, как должно.
— Да, — согласился я.
— Эти волхвы, как ты их называешь, эти мудрецы пришли в Иерусалим. Они пришли во дворец Ирода, который стоял к югу от Вифлеема. Они сказали ему, что шли за звездой. Они сказали, что знамения в Небесах поведали им о рождении нового царя. — Раввин замолчал на мгновение, потом продолжил: — То были богатые мужчины, хорошо одетые, с караваном верблюдов и слугами. Они были советниками при своих правителях. И они несли дары этому младенцу. Однако возле Иерусалима звезда повисла над скоплением деревень. Они не могли найти то место, где находится ребенок. Ирод принял этих людей, притворился, что очень хочет узнать, кто же этот царь. — Старик горько улыбнулся и снова отпил вина.