Икарова железа (сборник)
Шрифт:
В трубке медленно жарился жук. Креативный продюсер молчал. Предполагалось, что, пока я держу паузу, он предложит встретиться послезавтра, или, там, в выходные, или просто спросит, какой мне подходит день… Он не спрашивал. Пауза затянулась.
Чтобы мое молчание звучало более правдоподобно, я принялся громко листать блокнот, зажав мобильник между плечом и ухом.
– …А вот в пятницу есть окошко, – проблеял я. Он молчал. – Да и, в сущности, практически весь день… то есть все достаточно гибко, так что в пятницу я мог бы подстроиться…
– В
– Ну тогда, может быть, в выходные? – я даже зажмурился, до того просительно прозвучало. Телефон, горячий и влажный, опять прилип к уху. – Или, знаете, я вот сейчас тут смотрю и вижу, что завтра вечером… э-э-э… вечерком у меня тоже есть время…
– Я вас услышал, – сказал креативный продюсер и снова умолк.
– То есть как бы завтра вечером вам подойдет? После пяти я как раз буду в центре, так что без проблем…
– Час ночи, – сказал креативный продюсер.
– Простите?
– Сегодня в час ночи подъезжайте ко мне домой. Адрес пришлю эсэмэской.
– Это к чаю, – я протянул ему ягодный торт из «Азбуки вкуса». Я долго думал, что лучше купить – бутылку виски или что-нибудь сладкое. В конце концов остановился на сладком – а то ведь, мало ли, некоторые люди не пьют. Кроме того, продюсер мог расценить бутылку как неуместное панибратство. А к чаю – это к чаю, всегда актуально.
Он развернул пакет, оглядел прозрачную пластиковую коробку, и на лице его проступила такая скука, словно внутри был не торт, а пачка моих школьных сочинений, написанных много лет назад на отлично. Я пожалел, что не принес виски.
– Сергей, – я бодро протянул пятерню, надеясь, что он тоже представится. Он молча коснулся моей влажной ладони и тут же отдернул руку. С таким выражением, словно вляпался в мой ягодный торт.
С моих ботинок текла кофейная грязь на его светлый паркет. Я суетливо снял их, поставил на половик и тут же наступил носком в бурую лужицу.
– Тапок для вас нет, – сказал креативный продюсер.
– Ничего, я так…
– Пол с подогревом.
Его голос звучал густо и низко – ниже, чем по телефону, – и как-то не сочетался с сутулым коротким телом. Он выглядел то ли больным, то ли просто похмельным: опухшие веки, пористая серая кожа, мутные пуговички глаз. Лицо без возраста – от тридцати пяти до пятидесяти, короткий черный ежик волос, на макушке проплешина.
– На кухню, – пробасил он, глядя куда-то мне под ноги. Я машинально опустил голову посмотреть, нет ли там, скажем, какой-нибудь маленькой незаметной собачки, к которой он обращался. Он развернулся и, тихо шаркая мохнатыми тапками, побрел по длинному коридору. Собачки не было. Он обращался ко мне.
Квартира оказалась огромной – пока мы шли, я насчитал двенадцать дверей, некоторые были приоткрыты; мелькнули темные, скучно обставленные комнаты, похожие на гостиничные номера класса люкс.
Помещение, которое он считал кухней, было размером с бальную залу. Одна из стен представляла собой сплошное окно – с видом на Фрунзенскую набережную. У окна за захламленным круглым столом, ткнувшись лбом в прозрачную столешницу, спал человек. За окном гнойно-желтые груды льда лоснились под фонарями в черной маслянистой воде. Огрызок луны, висевший напротив окна, был в точности такого же цвета, как лед. Хотелось снять его и кинуть на место, в реку.
– Хороший вид, – шепотом сказал я.
Креативный продюсер посмотрел на Москву-реку так, словно она мелькала за окном автобуса, в котором его укачивало, и поставил на стол мой ягодный торт, нарочно хрустнув коробкой. Человек проснулся и отнял голову от стола. У него были сияющие пшеничные кудри и огромное брюхо.
– Это Жора, – сказал креативный продюсер. – Директор проекта. Это Сергей.
Жора скорчился, изображая улыбку. Я хотел спросить: «Какого проекта?», но промолчал, не желая тревожить гнездившийся под сердцем зародыш надежды – вдруг речь о моем проекте?
– Это тот, про которого мы вчера?.. – спросил Жора; у него был грудной бабий голос. – Ему налить?
Креативный продюсер кивнул. На столе стояло бутылок шесть или семь спиртного. Жора обнял пухлыми пальцами горлышко «Ямазаки»:
– Японское виски. Премиум-класс.
Я тихо порадовался, что не принес «Джеймесон». На этом столе он смотрелся бы беспонтово – хуже, чем ягодный торт.
– Ты лучше ему настойки налей, со змейкой, – сказал продюсер и поставил передо мной замусоленный пузатый бокал.
– Отличный выбор, – Жора одобрительно меня оглядел, как будто выбор был мой, поставил виски обратно на стол и взял бутылку со скрючившимся на дне белесым червем. Разлил по бокалам мутное пойло.
Я отпил. Оно было сладковатое, с металлическим послевкусием.
– Нам нравится ваша заявка, – капризно сообщил Жора.
– Какая именно? – спросил я.
Вопрос прозвучал как-то резко и явно привел Жору-директора в замешательство.
– Дело в том, что проектов у меня сейчас несколько, – сказал я как можно более ласково. Особенно нежным получилось слово «проект». Важное слово. С такими людьми следует употреблять его чаще, если хочешь, чтобы тебя принимали всерьез.
– Нам нравятся все ваши проекты, – великодушно сообщил Жора.
– Особенно крайний, – уточнил креативный продюсер. – Он, кажется, называется «Нелюди».
– «Не люди», – машинально уточнил я, сделав паузу после «не». – Раздельно. Но разве я отправлял?..
Сценарных заявок я наплодил за последнее время много, штук семь или восемь. Некоторые – по зову сердца, другие – под гипотетический «запрос рынка», а большую часть – под совершенно конкретный заказ. Заказ, впрочем, в последний момент всегда отменялся или вежливо подвисал, и я перенаправлял заявки другим продюсерам, вместе с теми, что по зову сердца и под запрос рынка.