Икона для Бешеного 2
Шрифт:
Сам он не верил собственным словам. Авторитет его стремительно падал. Братва разбегалась, примыкая к более удачливым командам. Малюта посмотрел на это дело и… запил.
На седьмой день беспробудного пьянства, когда Малюта заснул на дорогих льняных простынях, не снимая ботинок, к нему во сне явились его предки.
Надо сказать, что бандитский промысел был у семейства Сибирских в роду и почитался за примерный труд. Еще родители Малюты с гордостью рассказывали ему о его знаменитых предках–разбойничках. Да и стены в
Предки собрались вокруг постели Малюты. Сам он лежал ни жив ни мертв, не мог и слова промолвить, лишь со страхом разглядывал ужасные, покрытые многочисленными шрамами лица окруживших его людей. Лица эти ничего хорошего не сулили. Предки были наряжены в дорогие кафтаны, но попадались и одетые в тряпье. Зато у каждого было какое-то оружие: кремневые пистолеты за широким поясом, кистень в руках, шипастая булава либо просто тяжелая дубинка, отполированная до блеска и покрытая пятнами, о происхождении которых не хотелось догадываться.
Слушайте меня, друга мои, — нарушил молчание самый старый из рода Сибирских. — Когда я с Емельяном Ивановичем Пугачевым обосновался на Иргизе, у заволжских старообрядцев, не думал я, что, зачиная большое дело, занимаемся мы напраслиной.
Точно так, брат Ефим, — охотно подхватил здоровенный парень в высоких персидских сапогах, расшитых золотом. — И мы, со Степаном Тимофеевичем Разиным, когда пошли во главе голытьбы «за зипунами» на Волгу и Каспии, не думали, что дело наше зряшное. Надеялись, знать, на потомков. Думали, что они продолжат дело наше великое!
— Дело наше — простое и сильное, — поддержал крепкий мужичонка в тулупе и с острым топором, торчавшим за кушаком. — Должны мы страну нашу в добром страхе и покорности держать, чтобы род наш, Сибирских, по России славился удалью да отвагой!
А что с этим-то делать? — подал голос кто-то из темноты.
Человек подошел ближе, и Малюта с ужасом признал в нем самого страшного из своих предков — Макарку–душегуба. Он в одиночку останавливал на лесных дорогах купеческие обозы и грабил их, не оставляя в живых ни единой человеческой души.
Я так думаю, — промолвил Макарка, вытянув из-за голенища сапога большой ржавый нож, — порешим Малюту и кровью смоем позор с имени нашего рода.
В комнате протестующе загудели голоса. Большинство было против того, чтобы резать Малюту. Сам Малюта едва успел перевести дух, как тут же ему был вынесен приговор.
Предки дали ему полгода на то, чтобы он отыскал «заподлинную» чудотворную икону Софийской Божией Матери да поставил ее в родовой церкви на Валдае. Церковь придется восстановить, изгнав из нее беса, потому что при советской власти там находился клуб. Через полгода предки придут к Малюте за отчетом и тогда…
И тогда Малюта проснулся. Неизвестно, что происходило в его душе и о чем он думал. Но
Никто не знал, откуда у Малюты такое богатство. Ходили слухи, что Малюта пожертвовал своим золотым запасом.
При виде таких денег недовольство братвы враз испарилось. Теперь они готовы были идти за ним хоть к черту в пасть.
Малюта начал с простого: собирать информацию об иконе.
С этой целью он нанес визит президенту одного из московских коммерческих банков, а когда-то простому «цеховику» Моне, «при советах» занимавшемся пошивом модных бобочек да батников в подвале сокольнического Дома пионеров. Моня давно отошел от швейного дела, а теперь успешно занимался ипотечным кредитованием, поставив дело так, что не он кредитовал, а клиенты кредитовали его через хитро организованную сеть подставных контор.
Но не ипотека интересовала Малюту. Моня был широко известен в своем кругу, как собиратель всякой старины и даже почитался за эксперта. Вот к нему и направился Малюта в первую очередь.
При виде Малюты Моню едва не хватил удар. Перед его глазами сразу же возникли картины прошлого: славные времена паяльников, утюгов и труб от пылесосов, при помощи которых «опускали» непокорных цеховиков, не желавших делиться с Малютой.
Узнав в чем дело, Моня снова чуть не лишился чувств — на этот раз от радости. Придя в себя, он выложил Малюте все, что знал.
Моня рассказал, что большой интерес к иконе проявляет один «большой человек» из Госдумы.
Смысл этого интереса мне непонятен, — сообщил Моня. — Непохоже, что он коллекционер. Здесь дело в чем-то другом. Я так думаю, дело политическое.
Да насрать мне на политику! — честно признался Малюта. — Говори, что еще знаешь?
Моня немного помялся для приличия, но выдал Малюте местонахождение Аркадия — помощника
Критского. Его неуверенность была понятна, потому что Аркадий приходился ему дальним родственником.
Аркадия доставили к Малюте, и перепуганный до смерти Аркашка, понимая, что его может ожидать, если промолчит, все рассказал о том, что в руки Горста попала карта, и тут же добавил, что без описания, которое осталось у Рокотова, эта карта — ничто. Несмотря на это, председатель Горст сейчас занят подготовкой экспедиции на север России, намереваясь любым способом добраться до иконы.
Поведав об этом Малюте, Аркадий испустил дух: сердце не выдержало испытаний последних дней.
Он не успел рассказать Малюте, где находится Арнольд Критский. Или же его верность шефу была настолько сильна, что просто не захотел выдать его?