Икона для Бешеного
Шрифт:
— Здорова будешь, хозяйка, — приветствовал шинкарку мужик со здоровенным бельмом на глазу.
Оглянувшись по сторонам в поисках образов и не найдя их, он перекрестился на бутыль в углу и недовольно бросил:
— Что смотришь, как коза не доенная? А ну, живо, тащи водки, да еды какой собери то ж! Не видишь, с ног валимся…
Путники устало опустились на лавки и тяжело облокотились руками о грязный стол. От них шел сырой запах ночного леса.
Шинкарка не заставила упрашивать себя дважды, почуяв, что в накладе не останется. Тут же на
Двое вцепились потрескавшимися губами в кружки, выпили до дна и крякнули от удовольствия так, что едва лучина не погасла. И тут же вгрызлись в мясо, зачавкали капустой, захрустели огурцами да рыжиками.
Шинкарка стояла рядом, выжидая.
А что, хозяйка, — поинтересовался второй, с отвратительным рваным шрамом, тянувшимся через весь лоб, и острыми злыми глазками, — есть ли у тебя в кабаке, где переночевать?
Шинкарка замялась и промолчала.
Двое переглянулись, не отрываясь от еды.
Как же так, — деланно удивился мужик с бельмом, — шинок держишь, а гостям спать негде?
Я для гостей добрая! — отрезала шинкарка. — Только гости теперь разные пошли. Все более беглые: от бар да с каторги… Вот вы, добрые люди, откуда, к примеру, будете?
Мы-то? — человек со шрамом улыбнулся. — Мы, значит, из славного села Залуцкое, что под Ярославлем. А ты лучше скажи нам, есть ли у тебя сейчас постояльцы?
Есть, да не про вашу честь! — отрезала она. — Коль задумали грабить — так не получится. Двое господ, да каждый — со слугою. И все — при агромадных пистолях. И они уезжать собираются, приказали слугам лошадей заложить. Вы платить-то будете, али как?
Вовремя, значит, мы прибыли, — хмыкнул мужик с бельмом. — Еще часок — и плакали бы наши денежки. Не бесись, бабка, будет тебе барская расплата.
На лестнице раздался грохот сапог, и в шинок спустились двое, по внешнему виду — благородные господа. Их одежда была если не очень модной, зато дорогой и удобной для путешествия. Парики они не носили, предпочитая фетровые треуголки, которые и в холод согреют, и в дождь от влаги предохранят. Оба были при шпагах, в тяжелых сапогах с ботфортами. У обоих был очень высокомерный вид, выдававший людей, знающих себе цену.
Двое из Залуцкого побросали еду и уставились на господ. Те стояли посреди шинка, натягивая кожаные перчатки с длинными раструбами. Где-то во дворе заржала лошадь. В доме все молчали.
Двери распахнулись, и вошли двое, одетые хорошо, но просто, что выдавало в них людей дворового сословия. Господин постарше бросил им пару слов на иностранном языке. Поклонившись на ходу, слуги бросились вверх по лестнице.
Не вы ли те господа, что из Святого Рима? Из Ватикана? — внезапный вопрос страшного типа со шрамом
Ни один мускул не дрогнул на лицах господ. Лишь тот, что помоложе, переступил с ноги на ногу и бросил вопросительный взгляд на пожилого.
Натягивая перчатку, пожилой произнес, не глядя на сидевших за столом:
— Ждать заставляете, милостивые государи. Третий день мы в этой дыре с клопами в горелки играем, — говорил он, как иностранец, долгое время проживший в России: медленно, выговаривая каждый звук, с тягучим акцентом. — А раз подарочек есть, то надо его показать.
Двое из Залуцка с шумом отодвинули в сторону миски и кружки. В их движениях чувствовалась усталость. Было заметно, что оба едва не валятся с ног.
Мужик с бельмом вытащил из-под стола грубую дорожную торбу. Оттуда он достал что-то квадратное, завернутое в тряпку, похожую на церковное покрывало, покрытое бурыми пятнами. При виде пятен шинкарка едва удержалась, чтобы не закричать. Тряпка сползла, на миг приоткрыв то, что было в ней завернуто.
Присутствующие вздрогнули. Настолько неожиданным было мгновение, когда темный и грязный шинок осветился дивным сиянием, исходившим из-под тряпицы. Это длилось лишь миг.
Мужик поспешно завернул предмет в тряпку, вылез из-за стола и протянул ношу пожилому господину.
Тот с брезгливостью взял протянутое, держа сверток кончиками пальцев в перчатках. По его лицу блуждала гримаса отвращения.
Компания в шинке заметно напряглась. Что дальше-то?
Вернулись слуги, принесли дорожные сундучки господ и длинные дорожные плащи.
Пожилой поднялся наверх, держа перед собой сверток. Когда господин вернулся обратно, то с трудом сдерживал торжествующую улыбку. И тут же кивнул своему молодому спутнику.
Тот поспешно полез в нагрудный карман и извлек красивый вышитый кошель.
Мужик с бельмом не стал ждать. Вырвав кошель из рук иностранца, он высыпал содержимое на стол.
Шинкарка ахнула. По столу раскатились золотые монеты, матово блеснув в свете лучины.
Двое из Залуцкого жадно пересчитывали монеты и не видели, как слуги иностранцев подобрались сзади.
Еще миг.
Мужик с бельмом надрывно охнул и схватился за бок, из которого потоком хлынула кровь.
Человек со шрамом стоял, раскачиваясь и держась за перерезанное от уха до уха горло. Еще миг — и они попадали на пол.
Старый домик заходил ходуном.
Слуги стояли, вопросительно глядя на господ. Пожилой, все с той же брезгливой миной, посмотрел на рассыпанное золото и сделал пренебрежительный жест.
Повинуясь ему, отталкивая друг друга, слуги бросились собирать монеты и запихивать за обшлаги рукавов, в карманы кафтанов и даже в рот.
Пожилой передал молодому сверток из Залуцка, обернулся к обмершей от страха шинкарке и бросил ей пару золотых, добавив при этом:
— Это вам за беспокойство, мадам.