Икона и топор
Шрифт:
Таким образом, хотя Петр встречался и переписывался с докторами Сорбонны, пока был в Париже, а в Голландии приобрел первую картину будущей великолепной императорской коллекции полотен Рембрандта [601] , его царствование не было отмечено ни философской, ни творческой культурой. Собственно говоря, с этой точки зрения правление Петра во многих отношениях представляло собой регресс по сравнению с правлением Алексея и даже Софьи. Не было живописцев, равных Ушакову, не было стихотворцев, равных Полоцкому, не было историков, равных Гизелю. Малоудачные попытки в области драматического искусства в царствование Петра эстетически сильно уступают спектаклям времен Алексея, и даже богословский диспут между Яворским и Прокоповичем кажется пресным после яростных споров, бушевавших вокруг Никона, Медведева и Кульмана.
601
44. Р. Pierling. La Sorbonne et la Russie (1717–1747), 1882, особ. 22–38; А. Адариков. Офорт в России // Искусство, 1923, № 1, 284.
Проводимые Петром знаменитые изменения государственной политики опять-таки двигались по пути, проложенному его предшественниками. Наступление на Прибалтику было предварено Иваном III с его Ивангородом, попыткой Ивана IV овладеть Ливонией и попыткой Алексея взять Ригу и построить балтийский флот. Полагаясь на североевропейские идеи, на иностранных специалистов и наемников, он продолжал традицию, начатую Иваном IV и продолженную Михаилом. Беспощадное усиление контроля государства над традиционными интересами церковников и феодалов отвечало стремлениям тех же Ивана и Алексея, а Тайная канцелярия
Но если правление Петра представляет собой кульминацию давно начавшихся процессов, оно тем не менее было совсем новым по духу и имело далеко идущие последствия. Петр не просто использовал западных специалистов и западные идеи — они стали для него своими. За сто лет до знаменательной победы Петра над шведами Скопин-Шуйский уже прибегнул к западным военным приемам, чтобы нанести поражение западному противнику. Решающая победа Алексея над поляками покончила с куда более серьезной угрозой доминированию России в Восточной Европе, чем являлась для нее Швеция. Но все былые победы одерживались во имя религиозной цивилизации, победы же Петра одерживались ради суверенного светского государства. Петр — первый русский правитель, побывавший за границей, — общался с иностранцами в роли подмастерья, учась у них. Он официально именовал себя не царем, а императором, и в той же мере, в какой он вообще считал нужным оправдывать свою безжалостную политику практической целесообразностью, он говорил о «всеобщем национальном служении», об «оплоте правосудности» или «общем благе». «Интересы государства» для него были почти синонимом «государевой пользы» [602] . Официальная придворная апология правления Петра «Правда воли монаршей» повторяла пессимистические светские аргументы Гоббса о практической необходимости абсолютной монархии для погрязшего в пороках человечества. Ее автор, Феофан Прокопович, был первым в длинном ряду русских церковников, готовых служить «идеологом государственной власти, использующей христианство как свое орудие» [603] .
602
45. В. Sumner. Peter the Great and the Emergence of Russia. — London, 1956, 132. О возрастающем влиянии Гроция и шведской практики еще до Петра и об интеллектуальном происхождении петровского Polizeistaat см.: Lappo-Danilevsky. L'Idec, 369–383; Верховский. Учреждение, I, ііі—х.
603
46. Yu. Serech. Feofan Prokopovich as Writer and Preacher in his Kievan Period // HSS, II, 1954, 223. См.: Прокопович. Правда воли монаршей. — СПб., 1726 (много последующих изданий) и другие его работы в «Сочинениях» под ред. И.Еремина (М. — Л., 1961); Lappo-Danilevsky. L'Idee, 374 и примеч. I — о влиянии Буде и Гроция, помимо Гоббса. См. также: R. Stupperich. Feofan Prokopovic und Johann Franz Buddeus//ZOG, IX, 1935, 341 и след.; G. Bissonnettc. Pufendorfand the Church Reforms of Peter the Great. — Columbia University Ph.D., 1961; Brian-Chaninov. Church, 128–133; E. Темниковский. Один из источников духовного регламента // СХО, XVIII, 1909, 524–534.
О последних усилиях врага петровских реформ Яворского воспротивиться подчинению церкви государству при Петре см.: Тихонравов. Сочинения, II, 156–304; а о католическом (в основном) источнике его аргументов см.: И. Морев. «Камень веры» митрополита Стефана Яворского. — СПб., 1904, особ. 1—50, 187–247, а также: Yu. Serech. Stefan Yavorsky and the Conflict of Ideologies in the Age of Peter the Great // SEER, XXX, 1951, 40–62.
О самом Прокоповиче см. все сше ценное исследование: И. Чистович. Феофан Прокопович и его время. — СПб., 1868. Рассмотрение западных влияний в этой книге (366–384) дополняет работа: Г. Гурвич. «Правда воли монаршей» Феофана Прокоповича и ее западноевропейские источники. — Тарту, 1915.
Создастся впечатление, что и Восток, и Запад не слишком жаждали объявить Прокоповича своим. Православный Г. Флоровский категорически заявляет, что он «не просто был под влиянием протестантства, а попросту был протестантом» (G.Florovsky. Westliche Einfliisse in der russischen Theologic // Kyrios, II, 1937, II), тогда как немецкий католик Ступперих настаивает, что Прокопович всегда был православным (R.Stupperich. Fcofan Prokopovics theologische Bestrebungen // Kyrios, 1,1936,350–362).
В пьесах и проповедях Прокопович превозносил доблести народа, который обозначал новым словом «российский». Русская уверенность в себе укрепилась после победы Петра над шведами, которых Прокопович назвал супостатом, «како силен, страшен и славен есть… Между инными бо народы немецкими он яко сильнейший воин славится и доселе прочиим всем бяше страшен» [604] . Новый светский национализм был, однако, более ограничен в своих претензиях, чем религиозный национализм эры Московского государства. Петр не меньше других европейских монархов начала ХIIІ в. говорил о «пропорциональности» и необходимости «сохранять равновесие в Европе» [605] .
604
47. Ф. Прокопович. Слова и речи // Ф.Прокопович. Сочинения. — М., 1961, 24, 117 (приведено также в: V. Kiparsky. Finland and Sweden in Russian Literature // SEER, 1947, Nov., 175). С. Зснковский (S.Zenkovsky. Schism, 49) утверждает, что Прокопович не просто популяризировал, но сам «создал» слово «россиянин», однако оно, видимо, было в употреблении еще в «Смутное время». См.: С. Платонов. Социальный кризис смутного времени. — Л., 1924, 67.
605
48. Christianі. Eindrmgen, 18, 23.
Его придворные не только усвоили манеры и терминологию польской аристократии, но также и льстящее самолюбию ощущение себя «европейцами», культурно превосходящими всех остальных. Придворные поэты начали отзываться свысока о других «нецивилизованных» народах практически в том же тоне, в каком западные европейцы писали о допетровской Руси:
Вольнохищна Америка Людьми, в нравах, в царствах дика… Не знав Бога, худа дума, Никто же бо, что успеет, Где глупость, сквернъ и грех деет [606] .606
49. Карион Истомин. Приведено в сборнике: Вирши: силлабическая поэзия XVII–XVIII веков / Под ред. П.Беркова. — Л., 1935, 151. В сектантской литературе XVIII столетия Америку всячески винили за табак, «американскую чуму» («…американская чума / лишила мир духовного ума») — Ф. Ливанов. Раскольники, I, 237 (и вся поэма, 234–252).
Если для описания изменений при Алексее подходит, по сути, органический термин «перелом», то для описания их при Петре подойдет более механический термин «переворот» [607] . Политическая целесообразность, базирующаяся на безличных расчетах, пришла на смену миру, где важнее всего были идеальные цели и личные привязанности. Традиционное местничество при Алексее было куда менее обязывающим и строгим, чем новый петровский иерархический «Табель о рангах», но ему не хватало особого нового авторитета современного государства. При Алексее Москва привечала на жительство гораздо больше — и более культурных — западных гостей, чем Санкт-Петербург в первой половине XVIII в., но сама не была живым монументом западным порядкам и технологии. Для образного воображения Древней Руси этот новый город был иконой нового мира, в котором, как выразился справщик книг в начале царствования Петра:
607
50. Как у Флоровского в главе о Петре в его книге «Пути». См. также типичное славянофильское упорсбление этого слова И. Аксаковым (РА, 1873, кн. 2, 2511).
Геометрия явися,
Землемерие всем мнися.
Без меры несть что на земли [608] .
Есть какая-то суровая безличность в мире, где слово «душа» теперь постоянно употреблялось новой государственной службой для обозначения индивида в его функции единицы для обложения налогом и принудительных работ, где традиционное фамильярное обращение «ты» быстро вытеснялось более официальным и официально вводимым «вы».
Поглощенность Петра проблемами государства и стоящая за этим секуляризация особенно ясно раскрываются в его сложной религиозной политике. Он проявлял беспрецедентную терпимость по отношению к католикам (наконец-то разрешив постройку католического храма в пределах России), но в то же время одобрил стойкое сопротивление Галилея церковной иерархии, а русскую Церковь реорганизовывал главным образом в протестантском духе. Петр преследовал не только фанатиков-старообрядцев, которые стремились сохранить прежние обряды, но также и тех последовательных вольнодумцев, которые предпочли бы более крутые церковные реформы, гарантирующие большую свободу мысли. Петр ограничивал и строго контролировал православную Церковь внутри страны и в то же время поддерживал ее политически полезную деятельность в Польше [609] . Он абстрактно обсуждал унификацию всех Церквей и с немецкими протестантами, и с французскими католиками [610] . Однако Церковь, которую создал он, была даже в большей степени, чем прежде, покорным орудием именно его государства. Он восстановил государственный надзор за монастырями, сурово ограничил влияние «бездельников-монахов», переливал их колокола в пушки и заменил независимый патриархат подчиненным государству Синодом.
608
51. Карион Истомин в сборнике: Вирши / Под ред. П.Беркова, 150.
609
52. L. Lewitter. Peter the Great and the Polish Dissenters // SEER, XXIII, 1954–1955, 75—101; R. Wittram. Peters des Grossen Verhaltnissc zur Religion und den Kirchcn // HZ, 1952, № 2, 261–296.
610
53. P. Pierling. La Sorbonne, особ. 22–38, и Richter. Leibniz, особ. 11–37 (о взгляде Лейбница на Россию как на моог между Европой и Китаем и как на фактор, способствующий восстановлению христианского единства).
Идею заручиться поддержкой православия для нового подхода к церковному единству в основном поддерживали янсенисты среди католиков и пиетисты среди протестантов. В культурном отношении интерес пиетистов был гораздо важнее, поскольку связывал поиски утраченного христианского единства с поисками первозданного «природного» языка, который предположительно существовал до падения Адама и смешения языков.
Генрих Людольф, опубликовавший первую печатную систематизированную грамматику русского языка (H.Ludolph. Grammatica Russica. — Oxford, 1696, repr.: В. Unbegaun, Oxford, 1959), в Россию отправился в поисках новых возможностей для объединения христианского мира. Как и швед Спарвенфельд (о котором см.: С. Jacobowsky. J.G. Sparwenfeld: bidrag till en biografi, — Stockholm, 1932, особ. 50–79), его друг и единственный, кроме него, западный ученый, который в XVII столетии занимался научным изучением русского языка, Людольф изучал русский язык главным образом по религиозным причинам (см.: D. Chizhevsky. Der Kreis А.Н. Frankes in Halle und seine slavistischcn Studicn // ZSPh, XVI, 1939, 16–68). Образованием Людольфа руководил в основном его дядя Хиоб Людольф, прославленный лингвист-ориенталист и автор первой грамматики абиссинского языка. Это обстоятельство, возможно, объясняет подачу с помощью его друга, саксонского врача при царском дворе Лаурента Ринхубера, уже упоминавшегося проекта антимусульманского союза Москвы и Абиссинии, См.: J.Tctzner. H.W. Ludolph und Russland, 1955, 10–31, 44–93; а о Ринхубере — P. Pierling. Saxe et Moscou: un medecin diplomate, 1893. Cm. также материалы, приводимые в статье: А.Флоровский. Первый русский печатный букварь для иностранцев 1680 г. // ТОДЛ, XVII, 1961, 482–494.
И при этом Петр построил последний из четырех важнейших монастырских комплексов России — Александре-Невскую лавру в Санкт-Петербурге. Его новой столице требовался свой великий монастырь, чтобы ни в чем не уступать Киеву и Москве, — точно так же, как для стабильности ему необходимо было иметь государственную Церковь. Вот Петр и воздвиг свой монастырь в честь Александра Невского, святого покровителя Санкт-Петербурга и всего бассейна Невы. Мощи святого были должным образом перевезены и выставлены на всеобщее обозрение, но не в Москве, а в Новгороде, после чего отправлены водой вниз по реке и озеру, чтобы обрести упокоение в Санкт-Петербурге. Последний же был не просто городом, но новыми воротами на Запад. Царь издал указ, чтобы с этих пор святого изображали не монахом, а воином, и назначил 30 июля — день подписания договора Петра со Швецией — днем Александра Невского [611] . Архитектурный стиль монастыря, как и богословие, которое позднее преподавали в его семинарии, во многих отношениях были более западными, нежели русскими.
611
54. Н. Клепнин. Святой и благоверный великий князь Александр Невский. — Париж, 1928, 183.
О зарождении рационалистического светского мышления говорят сочинения трех русских авторов Петровской эпохи, каждый из которых подходил к интеллектуальным проблемам с земной позиции практической деятельности, поощряемой Петром.
Аптекарь Дмитрий Тверитинов входил в число людей, обладавших познаниями в медицине, которых свезли в Москву перед открытием первой русской больницы в 1709 г. Ему, русскому из-под Твери, больные доверяли больше, чем иноземным докторам, и вскоре он обзавелся при дворе многими влиятельными друзьями. Его рациональный скептический подход к чудесам и святым реликвиям, видимо, диктовался как его научным образованием, так и симпатиями к протестантству. Влиятельные церковники опасались, что он был связан со своими единомышленниками группой так называемых «новых филозофов» в московской Славяно-греко-латинской академии, а потому в 1717 г. его арестовали и принудили отречься от своих взглядов [612] .
612
55. Об идеях, интригах и падении Твсритинова см.: Тихонравов. Сочинения, II, 156–304 и примеч. 392 на страницах приложения 53–58; а также: Chizhevsky. Aus zwei Weiten, 252–268.
Предприниматель Иван Посошков принадлежал к тем людям относительно простого происхождения, которые в царствование Петра своими способностями и трудом пролагали себе путь к влиятельным должностям. Скупая землю и заводя различные экономические предприятия, поддерживаемые государством (в том числе винокуренный завод), он приобрел немалое богатство и значительный опыт в производстве и коммерции. В реформаторской атмосфере Петровской эпохи он в начале двадцатых годов осмелился написать «О скудости и богатстве» — первый оригинальный экономический трактат русского автора. Посошков доказывал, что ключ к процветанию государства — экономическое преуспеяние, а вовсе не чужие накопленные богатства, в данное время находящиеся в распоряжении монарха. Ремесла и торговлю следует поощрять даже больше, чем сельское хозяйство. Разумные законы и широкая образовательная программа являются необходимым условием экономического роста, а суеверий старообрядцев, как и западной любви к роскоши, следует избегать в равной степени. Трактат Посошкова явно был рассчитан на то, чтобы понравиться Петру как логическое продолжение его политических реформ в области экономики, точно так же, как идеи Тверитинова представляли проецирование этих реформ в область философии. Но, подобно Тверитинову, Посошков так и не заручился монаршим одобрением своих идей. Трактат он закончил только в 1724 г., вскоре после смерти Петра в следующем году был арестован и умер в 1726-м [613] .
613
56. См.: A. Briickner. Iwan Possoschkow: Ideen und Zustiinde in Russland zur Zeit Peters des Grossen. — Leipzig, 1878; Б.Кафенгауз. И.Т. Посошков: жизнь и деятельность. — М., 1951, 2-е изд. См. также изданную под редакцией того же автора кн.: И.Посошков. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. — М., 1951. К.Папмел (К. Papmchl. Pososhkov as a Thinker // SEES, 1961, Spring-Summer, 80–87) подчеркивает религиозную и консервативную основу идей Посошкова.