Иконы
Шрифт:
Наконец я вижу свою одежду, аккуратно сложенную стопкой на стуле. И что гораздо лучше, моя потертая нагрудная кожаная сумка лежит рядом со стулом на полу. Мне тревожно видеть ее там – лежащей на виду, вместо того чтобы быть спрятанной у меня под одеждой, как обычно. Небольшая кучка того, что принадлежит лично мне в этом мире.
Почти все.
И кто-то забрал это у меня. Кто-то одел меня вот в этот халат. Кто-то повесил на меня бирку, как на чересчур беспокойного койота, какая-то проволока привязана к моему среднему пальцу. Я дергаю ее; проволока соединена с маленьким аппаратом,
В Посольстве знают, когда я шевелюсь, потому что шевелится мой палец.
Я думаю о гирлянде огоньков, которые Ро подарил мне на день рождения. И как испугался падре того, что нас могут заметить.
И о том, как он был прав, боясь их.
Я снова шевелю пальцем, но когда огоньки на стене вспыхивают, я замечаю нечто куда более тревожащее. Мое правое запястье прикрыто аккуратной тонкой повязкой.
Пока я рассматриваю собственную руку, гул машины становится громче…
– Медики не трогали твою метку, если именно это тебя беспокоит. Ты выглядишь встревоженной.
Голос раздается у меня за спиной. Я резко разворачиваюсь на койке, но сзади никого нет.
– Это всего лишь рутинная процедура. Стандартное исследование, принятое в Посольстве, проверка ДНК. Все прошло, как и ожидалось.
Я выбираюсь из постели. Пол под ногами холодный.
– Мне очень жаль. У меня не было желания пугать тебя. Я выжидал подходящего момента, чтобы представиться, но до сих пор ты была погружена в быстрый сон.
Я отступаю к двери, пытаюсь снять проволоку, привязанную к пальцу, срываю с запястья повязку. Вроде бы рука в порядке, только рядом с моей меткой – маленькое кровавое пятнышко. Я делаю глубокий вдох.
Я внимательно осматриваю комнату, но не вижу ничего такого, откуда мог бы исходить голос. А потом замечаю маленькую круглую решетку, врезанную в стену рядом со мной.
– Лукас за это утро уже дважды спорил со мной из-за тебя. – (Я вздрагиваю, услышав это имя.) – Позволь мне сказать: я не подсматривал, как ты спишь. Я просто наблюдал за твоим сном. Ради диагностических целей. Желаешь, чтобы я объяснил разницу?
Я вспоминаю свой сон.
– Нет. – Здесь, в этой комнате, мой голос звучит как-то неправильно. Я откашливаюсь. – Спасибо тебе, Комната.
Я опираюсь одной рукой о стену. И вижу другие решетки: на потолке, стенах, над моей койкой. Похоже, эта комната специально предназначена для таких вот особых разговоров.
Безликих. Бестелесных. Из засады.
– Диагностические цели?
Я решаю, что лучше поддерживать беседу с голосом, пока не узнаю побольше о происходящем.
Пусть это говорит. Поскольку это не человек, а всего лишь голос, причем не настоящий голос. В нем нет модуляций, нет интонаций. Нет какого-либо акцента. Каждое слово – это механический звук, искусственный шум. Я, девушка из народа грассов, никогда ничего подобного не слышала.
– Возможно, тебе будет интересно узнать, что у тебя постоянно слегка повышена температура тела. Мне хотелось бы понять, нормально ли это для Плакальщиков?
Я снова откашливаюсь, пытаясь говорить как можно более спокойно.
– Для чего?..
Черт бы меня побрал, если я хоть с кем-нибудь в Посольстве буду говорить о себе!
– Ну, если быть точным, ты ведь именно так называешься, разве нет? Молодая особа с твоей генной классификацией? Икона Печали, так? Плакальщица. В разговорной речи грассов это звучит именно так?
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Мои слова отдаются эхом в пустой комнате. Я хватаю со стула свою одежду.
– Я вижу, что ты, скорее всего, смущена. Но в данном случае очень важно понять связь между телесным и умственным, а это, конечно, проблема, которую я нахожу почти ироничной. Поскольку сам не обладаю физическим телом.
Мое белье и нижняя рубашка странно жесткие на ощупь. Их постирали, и явно не в старом корыте в миссии. Я принюхиваюсь к вещам. Они пахнут какой-то дезинфекцией. Я трогаю свои волосы, внезапно осознав, что и они тоже чистые. Меня помыли, отскребли, вытерли. От этого мне не по себе. Мне худо без грязи, без моей уютной второй кожи из земли и навоза.
Я чувствую себя выставленной напоказ.
– Кто ты? – Не снимая халата, я натягиваю на себя свои армейские штаны. – Почему я здесь?
– Я Док. Если точнее, так меня называет Лукас. Его спутница Тима Ли зовет меня Оруэллом.
– Спутница?
– Соученица. Родственница. Я уверен, она была там, когда тебя забирали.
Та девушка около вертушки. Я кривлюсь, вспоминая ее бешеный взгляд.
– Поняла.
Голос умолкает, но лишь на несколько мгновений.
– Посол Амаре называет меня Компьютером. – Я застываю при упоминании этой женщины. Как будто я могла забыть, что она где-то здесь! – Меня опознают по бинарному коду. Желаешь его узнать? Буду счастлив сообщить его тебе.
– Нет. Спасибо, Док.
Я машинально добавляю имя. Почему-то тот факт, что это вовсе не человек, успокаивает. Вы не можете симпатизировать тому, чему симпатизировать невозможно.
Через голову я натягиваю свой толстый свитер. Это подарок от ткачих миссии, он изготовлен из обрывков пряжи пятидесяти разных цветов. Настоящий свитер отсевков, идеальная вещь для отсевка вроде меня.
– Тебе здесь очень рады, Долория.
Меня вновь пробирает холодом при звуках моего настоящего имени. Имени, которое знали только падре и Ро. А теперь еще и этот голос, идущий из стен Посольства. Мне бы нужно поговорить с кем-нибудь. Мне бы поговорить с Послом…
Я вздыхаю и втискиваю ноги в свои военные ботинки.
– Вы не ту захватили, Док. Меня зовут Долли.
Мне невыносимо слышать собственное полное имя, произносимое в Посольстве. Пусть даже бестелесным голосом. Я беру свой лоскут и начинаю обматывать его вокруг запястья.
– И ты до сих пор мне не сказал, что я тут делаю.
– Дышишь. Рассыпаешь вокруг себя кожные чешуйки. Прогоняешь насыщенную кислородом кровь через желудочки сердца. Желаешь, чтобы я продолжил?
– Нет. Я хотела спросить, почему я здесь?