Икс-металл
Шрифт:
— Но не полную правду!
— Совершенно верно!
— Ну, вот видите!
— Ничего не вижу!
— А меня одолевают сомнения. Знаете, по какому поводу?
— Нет! Скажите, буду знать!
— Да вот относительно вашей этой экскурсии в глубь Австралии.
— Формулируйте эти ваши сомнения. Не думаете ли вы, что вся моя поездка была мистификацией?
— Н-нет, но…
— Успокойтесь: может быть, я не все сказал что думаю, но это, согласитесь, мое право. Но то, что я сказал, все это правда. Ведь у вас же имеется налицо доказательство?
— Какое?
— А привезенный мною кинжал и нож, выделанные из икс-металла. Уж не думаете ли вы, что это я самолично сфабриковал эти вещи?
— Ну, да,
— Стойте! Наконец вы припомните мой рассказ о вещах, найденных мною у трупа великана. Помните ли одну маленькую подробность?
— Какую?
— Я говорил же несколько раз, что на гребне шлема убитого великана я видел странную фигуру, изображение готовящегося прыгнуть на жертву крылатого тигра, типичнейшего бенгальского тигра! Помните?
— Ну, хорошо! Помню.
— Так вот, неужели вы думаете, мистер Шварц, что если бы я выдумал всю эту, вы совершенно правы, ужасно фантастическую историю со шляющимися в недрах Австралии гигантами в средневековом вооружении, у меня не хватило бы способности придумать для шлема великана иное, еще более фантастическое украшение, а не твердить, что на гребне сидела вычеканенная фигурка бенгальского тигра? Поверьте, я мог бы придумать нечто пофантастичнее! Нет, то, что я сказал, все это правда! И если мы только доберемся туда, куда мы идем, надеюсь, вы сами скоро убедитесь, что тут нет никакой мистификации. А есть что-то другое. Есть тайна. И пока я не разгадаю в чем дело, я не успокоюсь!
— Тайна изготовления нигилита?
— Ну, меня это менее всего интересует!
— Как? Ведь вам обещана премия в двести тысяч франков!..
— И потом пай завода в четверть миллиона фунтов стерлингов или шесть миллионов франков! — лениво усмехнулся Леонар. — Но ведь вы забыли, мой милый мистер Шварц, что я преблагополучно спустил уже добрых десять миллионов, и притом, уверяю вас, исключительно от скуки. И если я вернусь во Францию, то, очень может быть, узнаю, что за это время успели уже отправиться на тот свет еще какой-нибудь мой дядюшка или какая-нибудь благодетельная тетушка. Суть-то в том, что наш род, мистер Шварц, явно вымирает. Скоро, может быть, я останусь единственным представителем этого рода!.. А почему наш род вымирает, спрашиваю я вас? Не потому ли, что… что стало ужасно скучно жить на белом свете, что теперь, как говорится, Земля клином сошлась, нигде не отыщешь ничего решительно нового, вот разве в таких нелепейших местах, как у вас тут, в Австралии?!.
Дело, видите ли, в том, что этот наш род во все дни своего существования отличался любознательностью и был одержим духом бродяжничества. Когда-то моих предков очень заинтересовало, что делается во Франции, называвшейся тогда еще не Францией. Ну и они, мои предки, пришли во Францию откуда-то с Дальнего Севера. Их называли тогда попросту норманнами, что попросту означает, как вам известно, «северные люди». Ну, поселившись в том уголке Франции, который потом получил название Нормандии, те же мои любознательные и неугомонные предки все совались в разные места: лазили в Неаполь и в Сицилию, посещали вместе с крестоносцами Палестину, ненароком захватили Византию, завладели Англией. Впоследствии из Англии они не раз отправлялись узнавать, что делается в Америке, в Азии, — словом, проявляли исключительную любознательность и подвижность. Но теперь, собственно говоря, некуда уже двигаться: все исследовано, изучено, зарегистрировано, описано, сфотографировано. И потому моим предкам и их потомкам, право же, нечего делать на Земле, кроме как…
— Путешествовать в поисках икс-металлов или нигилита?..
— А может быть, и чего другого, дорогой мой мистер Шварц! — с загадочной улыбкой отозвался Леонар, раскуривая новую папиросу.
Об этом разговоре мне пришлось вспоминать впоследствии не раз, потому что только потом я понял все значение его, как только окончательно разобрался в том, что, собственно, такое представлял собой мой товарищ, месье Шарль Леонар…
Но вернемся к рассказу о нашем путешествии.
Как известно, в год начала нашей экспедиции, то есть в 1903 году, в глубь Австралии уже была проложена железнодорожная линия, доходившая тогда до округа Фарины. Естественно, что, отправляясь в путь, мы должны были беречь наши силы и время, поэтому мы не преминули воспользоваться возможностью сильно сократить путь при помощи железной дороги. Между прочим, отмечу, что еще в Аделаиде я предусмотрительно запасся несколькими отличными верблюдами, рассчитывая на них сделать известную часть пути от Фарины и пользоваться ими как вьючными животными.
Верблюд, носящий поэтическое название «корабля пустыни», ввезен австралийскими колонистами в Австралию еще в начале семидесятых годов XIX века, отлично акклиматизировался там и хотя не очень размножается, тем не менее пользование его услугами уже прочно вошло в обиход.
Обзаводясь, помимо лошадей, еще и верблюдами, я имел вот какую цель: мотоциклы фирмы «Кэннинг», которые я искренно считаю одними из лучших в мире, все же представляют собой машины с хрупким механизмом. Ведь икс-металл, или нигилит, еще не вошел в употребление, и машины приходится изготовлять из стали и бронзы. Правда, мы имеем множество очень твердых сплавов, как, например, ирридиевую сталь. Но до идеала все же далеко, и, кратко говоря, каждая современная машина подвергается риску поломки и страдает от неизбежного при работе изнашивания частей. Таким образом, чем дальше мы могли доставить взятые с собой мотоциклы, не пуская их в ход, тем дольше мы сохраняли их, и тем больше становились шансы на возможность пользоваться ими при проходе нашим караваном через совершенно неисследованные территории Австралии.
Итак, до Фарины наша экспедиция добралась с большим комфортом по железной дороге. Наше появление везде возбуждало известный интерес, но мы удовлетворяли любопытных, спрашивавших о цели нашего путешествия, сказкой о том, что будто бы фирма «Кэннинг» направила нас в глубь Австралии для расследования территорий, могущих оказаться ценными в металлургическом отношении.
От Фарины, завербовав с собой еще несколько темнокожих аборигенов, неутомимых ходоков и охотников, мы пошли к северо-западу, вдоль телеграфной линии, уже на конях и верблюдах.
На каждой станции, где мы останавливались, я по телеграфу связывался с дирекцией нашей фирмы, и ее инструкции, грозившие свести меня с ума, гласили все время одно и то же: «Немедленно продолжайте путь!»
Им, господам директорам, заседавшим в комфортабельных кабинетах в Аделаиде, было легко и просто отдавать такие приказания, но нам-то не так легко было выполнять их.
Выше я сказал, что в путь мы отправились в мае. Это начало зимнего сезона, самое удобное время для путешествий по внутренним безводным местностям Австралии, потому что зима тут состоит, собственно, из нескольких более или менее дождливых месяцев. Дождливый период сопровождается оживлением растительности. Когда имеется растительность, имеется та или иная дичь. Значит, можно кормить и животных, и людей.
Однако, по мере того, как мы подвигались к северу, мы проходили по все более и более бесплодным местам, по настоящим пустынями, где лишь изредка встречались маленькие оазисы.
При нормальных условиях наша экспедиция двигалась бы медленно, осторожно, выбирая наиболее удобные пути, останавливаясь в оазисах, чтобы дать отдохнуть людям и животным. Но мы не могли делать этого, ибо из Аделаиды нас подгоняли настойчивые приказы идти как можно скорее, ни перед чем не останавливаясь.
Однажды я телеграфировал, что люди выбиваются из сил, и получил ответ: «Не сообщайте о мелочах. Продвигайтесь вперед».