Илиада
Шрифт:
Сердцем моим больше всех чтима Троя священная, также –
Трои владыка Приам и народ копьеносца Приама.
Там никогда мой алтарь не лишался ни жертвенных пиршеств,
Ни возлияний каких, ни курений. Там честь мою чтили».
50 Зевсу сказала в ответ волоокая Гера богиня:
«Более всех мне милы лишь три города славных ахейских:
Спарта холмистая и город Аргос, и город Микены.
Их истреби ты, когда станут вдруг для тебя ненавистны;
Я
55 Сколько бы гневная я ни противилась их истребленью,
Не помешаю тебе: ты один на Олимпе сильнейший.
Только труды и мои оставаться должны ли бесплодны?
Я, как и ты, – божество, исхожу из того же я рода;
Старшая я средь богинь, дочь могучего мудрого Крона,
60 Славой двойною горжусь, что меня и сестрой, и супругой
Ты называешь, – о, Зевс, над бессмертными всеми царящий.
Ну же, оставим вражду, вместе друг перед другом смиримся,
Оба уступим, и пусть нам последуют также другие
Боги бессмертные. Ты ж повели, о Кронион, Афине
65 К битве кровавой сойти между воинств троян и данаев;
Так пусть устроит она, чтоб троянцы нарушили клятву
Первыми, тем оскорбив гордых славою сильных данаев».
Так говорила, – и внял ей отец и бессмертных и смертных;
Речи крылатые он устремил к светлоокой Афине:
70 «Быстро, Афина, лети ты к войскам и троян, и данаев;
Там искушай и успей, чтобы славою гордых данаев
Первыми Трои сыны оскорбили, разрушив все клятвы».
А уж Афина давно это сделать пылала желаньем.
Бурно помчалась она с олимпийских высот как комета;
75 Словно ночная звезда, что как знаменье Зевс посылает
В море далёким пловцам, иль воюющим ратям народов,
Яркую; так из неё всюду сыплются искр мириады, —
В дивном сияньи таком устремилась на землю Афина.
Пала она между войск; и стояли полки, изумляясь,
80 Конников храбрых троян, также меднодоспешных данаев.
И, друг на друга взглянув, говорили они меж собою:
«Что это? Может, к войне это знаменье, к сече кровавой,
Снова на Трою идти? Или, может быть, мир между нами
Зевс предвещает теперь, войн и мира верховный вершитель?»
85 Так не один говорил и в троянских рядах, и в ахейских.
Зевсова ж дочь между тем, Антенорида вдруг Лаодока
Храброго образ прияв, быстро в толпы троянские входит;
Пандара ищет, у всех вопрошая, подобного богу.
Видит его, наконец: сын Ликаона доблестный Пандар,
90 Муж непорочный, – стоит, с ним – густые ряды щитоносцев,
Тех, что пришли вместе с ним от священных потоков Эсепа.
Около встав, так ему говорила богиня Афина:
«Сделаешь ли, что скажу, сын Ликаона, доблестный воин?
Смеешь ли быстрой стрелой ты ударить в царя Менелая?
95 В Трое тогда ты у всех обретёшь благодарность и славу;
Более ж всех – у царя Александра, Приамова сына.
Дар понёсешь от него ты от первого, дар знаменитый,
Если увидит он вдруг, как, твоею стрелой поражённый,
Доблестный царь Менелай на костёр поднимается грустный.
100 Пандар, дерзай! Порази Менелая, высокого славой!
Прежде же дай ты обет луконосцу ликийскому, Фебу,
Знатную жертву ему принести из ягнят первородных,
По возвращенью домой, за священные Зелии стены».
Это Афина сказав, на безумство безумца подвигла.
105 Взял он лоснистый свой лук из рогов быстроскачущей серны,
Дикой, которой он сам на охоте под сердце нацелил,
Ждавший в засаде; в тот миг, когда с камня уж спрыгнуть хотела,
В грудь ей стрелу он послал, опрокинув на камень хребтиной.
Серны рога от главы на шестнадцать ладоней вздымались.
110 Их знаменитый сплотил рогодел, обработав искусно,
Вылощил ярко весь лук и покрыл его золотом сверху.
Лук тот блестящий стрелок, натянул и искусно изладил,
Низко к долине склонив; под щитами дружины укрывшись
В страхе, чтоб также в него не стрельнули ахейцы, увидев,
115 Прежде чем будет пронзён Менелай, предводитель ахеян.
Крышку колчана подняв, из него Пандар вынул на волю
Быстрокрылатую смерть, чёрных острых страданий источник.
Тут же к тугой тетиве приспособил стрелу он проворно,
Быстро поклявшись затем луконосцу, ликийскому Фебу,
120 Знатную жертву тому принести из ягнят первородных,
По возвращенью домой, за священные Зелии стены,
Разом и ушки стрелы он повлёк, и воловую жилу.
Жилу привлёк до груди, ну а жало пернатой – до лука.
Лук свой огромный согнул Пандар так, что тот стал круговидным,
125 Рог заскрипел, тетива загудела, – стрела устремилась
Острая в гущу врагов, прямо к цели, к намеченной жертве.
Но и тебя, Менелай, не оставили жители неба,
Вечные боги; из них Зевса дочь была первая в этом.
Став пред тобою, она запретила стреле смертоносной
130 Тела касаться; она, словно нежная мать от ребёнка,
Сладким дремавшего сном, гонит мух, – так стрелу отмахнула,
Ловко направив её в место, где золотые застежки,
С панцирем пояс сомкнув, тем двойную броню образуют.
Бурнопернатая смерть в этот сомкнутый пояс попала
135 И просадила насквозь превосходно украшенный пояс,