Иллюзия бессмертия
Шрифт:
Другие мыслители, признавая различие между телом и личностью, утверждали, что личность представляет собой жизнь, функцию или деятельность тела. Это — действующее тело, живущее тело; точнее, это — тело, действующее и живущее определенным способом, тесно связанным с головным мозгом и с остальной центральной нервной системой. В целях удобства мы говорим и пишем об абстракции — личности;но фактически она может быть абстрагирована от человеческого тела не в большей степени, чем дыхание или пищеварение. Эта личность, таким образом, является качеством тела, а не независимо существующей вещью, точно так же как красный цвет является неотъемлемым качеством красной розы. Дух, как часть этой личности, находится в таком же отношении к телу; в самом деле, мудрого человека определяли как такого, который не знает разницы между своим духом и телом и не может сказать,
В древности эта теория личности была наиболее убедительным образом изложена Аристотелем и Лукрецием. Она известна под различными названиями — «аристотелевская психология», «натуралистическая психология», «органическая психология» и «монистическая психология». Самым точным и значительным, по-моему, является последний термин — «монистическая [4] психология», означающий, что человек является неразделимым единством, охватывающим как тело, так и личность. Психологический монизм нельзя смешивать с философским значением «монизма» как великой метафизической или космологической системы.
4
От греч. monos, означающего „один“, „единый“. — Ред.
Теперь становится ясным, каков основной вопрос, стоящий перед нами. Является ли связь между телом и личностью, известная нам в этой жизни, такой тесной, глубокой и коренной, что наиболее разумным, по-видимому, будет сделать заключение об их неразрывном единстве? Или эта связь настолько неопределенна, свободна и несущественна, что мы можем рассматривать личность как отделимую и в конечном счете независимую сущность? Иными словами, построено ли и воспитано ли человеческое «я» на основе живой плоти и крови, или же оно может каким-то образом, подобно капитану тонущего судна, продолжать свое существование и после уничтожения его жизненного товарищества с телесным организмом?
Этот вопрос, являющийся, в сущности, вопросом об отношении монистической психологии к дуалистической, конечно, не является единственно важным вопросом, затрагиваемым при изучении значения понятия смерти. Но мне этот вопрос кажется наиболее важным из всех. Можно без конца приводить метафизические и этические аргументы в пользу бессмертия, но все они окажутся маловажными, пока мы не поставим вышеуказанного вопроса. Ибо этот вопрос связан со всеми другими вопросами, относящимися к будущей жизни, и бросает на них яркий свет. Как бы ни изменялся подход к делу и терминология философии и науки, этот вопрос остается. Он настолько же реален сегодня, как и две тысячи четыреста лет назад, во времена Платона и Аристотеля. Его нельзя обойти — разве только словесно — с помощью каких-либо не имеющих отношения к делу определений тела или личности. И тело и личность можно определить как идеи в сознании бога или как ритмы в царстве материи, но основным вопросом остается вопрос о подлинном отношении между этими идеями или этими ритмами. Точно таким же образом идеи, составляющие содержание духовной жизни личности, могут быть определены как чистые и нематериальные сущности или как частицы физической энергии в ее наиболее утонченной форме, но для данного вопроса, вопроса о бессмертии, существенно то, насколько тесной является связь между личностью, у которой есть идеи, как бы их ни характеризовать, и ее телом.
Центральный вопрос в том виде, как он здесь поставлен, связан, далее, с вопросами о потустороннем существовании, которые на первый взгляд могут показаться независимыми от него. Среди этих производных вопросов очень важным является вопрос о том, будет ли личность функционировать в потусторонней жизни в качестве чистой души, лишенной плоти, не имеющей никакого сотрудничающего органа, через который она могла бы действовать, или же она и там будет нуждаться в неком телесном орудии — например, в воскрешенном естественном теле согласно принципам традиционного христианства — или же в каком-нибудь сверхъестественном «небесном», «духовном» или «эфирном» теле. Даже богу, если мы предположим на минуту, что он существует и властен обеспечить человеческое бессмертие, приходится решать, будет ли дух человека, выражаясь языком святого Павла, «раздет» или «одет». Фактически все те, кто говорит или пишет в пользу бессмертия, занимают какую-то позицию по данному вопросу — вопросу о теле в потусторонней жизни. И, как мы увидим, защитники бессмертия, или «имморталисты», как я буду их называть, снабжают остающуюся личность, прямо или в скрытом виде, каким-то телом.
Это бессмертное тело ни в одном случае не является тем естественным телом, которое известно нам на этой земле. Ибо даже в случае воскресения, хотя из могилы поднимается будто бы старое, земное тело, оно в то же время коренным образом преобразовано, стало нетленным, бессмертным. Короче говоря, естественное тело становится после воскресения телом сверхъестественным. Однако, поскольку ни тело после воскресения, ни какое-либо другое тело потустороннего мира не является тем же телом, с которым личность связана по эту сторону смерти, имморталисты фактически не проводят в жизнь монистического принципа. И тем не менее — и это очень важно — большинство их украдкой признает этот принцип и воздает ему дань уважения, когда настаивает на необходимости какого-нибудьтела в потусторонней жизни и создает его по образу и подобию естественного тела.
Для подобных действий имеются важные основания. Ибо — и это тоже очень важно — существенно задать вопрос, какого родасуществование будет вести индивидуум в загробном мире. Будет ли он наслаждаться энергичной и счастливой жизнью, или же он будет влачить скудное и унылое существование, являющееся слабым подражанием его прежнему великолепию? Иными словами, является ли потустороннее существование желательным или нежелательным? Этот вопрос неразрывно связан с той точкой зрения, которая приписывает потусторонней жизни моральное значение. Но эта потусторонняя жизнь не может и не будет иметь такого значения, если она не даст людям, бывшим добродетельными здесь на земле, возможности иметь то, что мы назвали достойнымбессмертием. Только тогда можно серьезно говорить о вознаграждениях и утешениях, о небесах и вечном блаженстве.
Однако те люди, которые изрекали пророчества о замогильном царстве, снова и снова терпели неудачу в своих попытках представить дело так, чтобы это место казалось желательным, если только они не давали духу телесного помощника, как можно больше похожего на тело нашего земного мира. И это еще не все; оказалось, что точно так же, как в этой жизни, тело и личность, составляющие полного человека, должны иметь соответствующую среду, в которой они могли бы функционировать, так и в потусторонней жизни находит применение тот же закон. Существование in vacuo [5] кажется и непонятным и бесполезным. В соответствии с этим имморталисты обычно давали простор своему воображению, приписывая будущей жизни среду, подходящую для самых различных занятий, идет ли речь об аде, чистилище или небесах.
5
In vacuo (лат.) —в пустоте. — Ред.
То, что личность в потустороннем существовании должна иметь тело, а получающийся в результате комплекс тело — личность должен существовать в многообразной среде, объясняется с точки зрения общего закона, который можно сформулировать следующим образом: если мы хотим, чтобы идея бессмертия внушала людям полное доверие, чтобы они могли действовать на ее основании, она должна обладать тремя атрибутами — эмоциональной действенностью, образной реальностью и интеллектуальной приемлемостью. Это столь же верно как в отношении первобытных племен, так и в отношении цивилизованных народов, как отсталых крестьян, так и городских интеллигентов. Под эмоциональной действенностью я подразумеваю способность вызывать глубокую эмоциональную реакцию независимо от того, является ли
эта реакция страхом, радостью или моральным одобрением. Подобную реакцию можно сильно стимулировать с помощью некоторых обрядов, определенным образом связанных с представлением о будущей жизни. Но в конечном счете эмоциональная действенность должна зависеть от второго атрибута — образной реальности, поскольку для большинства людей то, что они не в состоянии вообразить, не может обладать эмоциональной силой. Интеллектуальная приемлемость разбираемой концепции означает некоторую согласованность, изменяющуюся в зависимости от индивидуума, с теми идеями, которые данный человек считает истинными, — безразлично, являются ли эти представления представлениями здравого смысла, научными, философскими или относятся к другим отраслям знания. Этот атрибут становится все более важным фактором с ростом значения науки и человеческого разума, но в форме обыкновенного здравого смысла он, несомненно, входил в качестве одного из элементов в мировоззрение первобытных народов.