Иллюзия игры

Михалкова Елена Ивановна

– Вы не имеете права идти там, где стоят клиенты, – продолжала Жанна. – Вы не можете подойти к барной стойке. Надеюсь, мне не нужно объяснять, что вы не можете позвать официанта?

– А если захочется пить? – робко спросила одна из девушек.

Жанна Ивановна смерила ее таким взглядом, что несчастная подалась назад.

– А если тебе захочется в туалет, ты возле рулетки пописаешь? – уничижительным тоном осведомилась она. – Или все-таки дотерпишь?

Девушка густо покраснела.

– Не слышу ответа! – Жанна повысила голос.

– Дотерплю, – прошептала та.

– Вот и прекрасно! Значит, ты в состоянии контролировать свои желания.

Жанна продолжала говорить, и Ирке

начало казаться, что жизнь крупье состоит из сплошных запретов. Она уже знала, что крупье запрещено играть в любых казино, но руководство иногда закрывает глаза на поведение своих сотрудников. Всем им с первого дня занятий объяснили, что они не имеют права знакомиться с клиентами. Но только теперь она узнавала от Жанны, что крупье нельзя не только играть, но даже заходить в казино, что нельзя громко звать по имени друг друга, что они не имеют права появиться в заведении в какой-либо иной одежде, кроме униформы… Белая рубашка с черной бабочкой и черные же брюки никому особенно не нравились, но все молчали – никто не хотел потерять место из-за длинного языка.

– Через каждый час работы у вас будет перерыв – двадцать минут! – сказала Жанна. – Обращаться к другим дилерам можете только на «ты» и по имени. На «вы» – нельзя.

– Почему? – не удержался кто-то от вопроса.

– Потому! Потому что такие правила, и они одинаковы для всех. И еще: у вас не может быть часов, и вы не имеете права ответить игроку, сколько времени!

Происхождение этого правила было Ирке отлично понятно. Казино было не просто заведением, где можно сыграть в рулетку или пощекотать нервы на блэк-джеке. Казино было миром Игры, Игры с большой буквы, по сравнению с которой все прочее отступало на второй план. И те, кто управлял этим миром, делали все, чтобы игроки оставались в игре как можно дольше.

Первый бросающийся в глаза запрет – на окна и часы. Глухие стены, ни одного циферблата… Для тех, кто внутри, стрелки часов останавливаются. Смена ночи рассветом, а рассвета – солнечным днем проходит незамеченной. Никто не должен знать, сколько времени он провел в казино. Ни официант, подносящий напитки, ни крупье, раздающий карты, ни инспектор, следящий за игрой на нескольких столах, – никто из них не имеет права ответить на простой вопрос: «Который час?»

Здесь работают бесшумные агрегаты, насыщающие воздух кислородом, чтобы у игрока не возникало желания выйти на свежий воздух. Вот он, свежий воздух, вокруг тебя! Здесь так хорошо и приятно, и нет необходимости куда-то идти. Отличные коктейли, хорошие закуски, интерьер, не раздражающий взгляд… Все продумано для того, чтобы зашедшему сюда человеку захотелось остаться – и сыграть.

Ирке с непривычки поначалу казалось, что в казино темновато, пока она не поняла: здесь не темно – здесь именно так, как надо. Женщины в казино кажутся привлекательнее, мужчины – моложе, потому что правильный приглушенный свет творит чудеса. Он не раздражает глаз, от него не хочется зажмуриться и уйти.

Все в казино было подчинено игре. Ничто не должно отвлекать игрока, ничто не должно отнимать у него лишнее время от того, ради чего он пришел в казино. Как-то раз Ирка обратила внимание на то, что в туалетах висят не электросушилки, а бумажные полотенца, и поделилась этим наблюдением с одной из девушек, Людой.

– Как ты думаешь, это потому, что людям больше нравится вытирать руки, чем сушить? – спросила она.

– Наверное, – пожала плечами Люда. – А вообще, какая разница?

– Мне кажется, разница есть… – задумчиво сказала Ирка.

Но Люде это было неинтересно, и она уже отошла в сторону.

Яша Шульман, слышавший их диалог, подозвал к себе Ирку.

– Электросушилки

заменили полотенцами три года назад, – сказал он, пристально глядя на нее. – Один из менеджеров заметил, что посетители тратят не меньше пятидесяти секунд на то, чтобы высушить руки под струей воздуха. И потом еще трясут ими секунд десять. Итого получается минута. А на то, чтобы высушить руки полотенцем, уходит четыре секунды. Или пять, не больше. Ты понимаешь меня, куколка?

Ирка кивнула.

– Я думаю, что да… – осторожно ответила она. – Минута, потраченная на сушку рук, – это время, украденное у казино. Оно выброшено впустую. Тот менеджер сократил выброшенное время больше чем в десять раз. Одна минута – это ерунда, но через казино проходят сотни посетителей, и минуты становятся часами. Часами, которые могли быть потрачены на игру! А время в игре – это деньги, которые получит казино. Потому что оно всегда в выигрыше.

Шульман одобрительно кивнул.

– И еще я думаю, – добавила Ирка, – что этим менеджером были вы.

Яша заинтересованно наклонил голову.

– Ты очень неглупая малышка, – проворковал он. – Ну иди, занимайся. И не забудь: мы называем друг друга на «ты».

Глава 9

Юрке Храпову не нравилось происходившее в последнее время. В кладовке у них вот уже пятую неделю сидел старик, которому швыряли объедки, как собаке, и дважды в сутки выводили в туалет. Впрочем, последнее прекратилось, когда старый хрыч схватил швабру, стоявшую за унитазом, отходил ею сопровождавшего его Василия и едва не сбежал. Хорошо, Арнольд вовремя спустился на шум и скрутил Гройса в два счета. После этого Марк принял решение не выпускать пленника из кладовки, а заодно проверить, не делает ли он подкоп. Выяснилось, что делает, но не подкоп. Неугомонный старикан ухитрился оторвать стенную панель и методично долбил за ней кирпичи, используя для этой цели короткий гвоздь. Много, правда, не продолбил, но и этого хватило, чтобы Паулс распорядился раз в три дня проверять сохранность стен, пола и потолка. Причем проверяли вдвоем: один лазил по комнатушке, а другой держал старика в наручниках и с ножом у горла, чтобы не вздумал напасть. «Спецназовец какой-то, а не старичок, – подумал Юрка. – Ему о вечном пора бы размышлять, о смирении, а к нему без ножа да в одиночку хрен сунешься».

При всем том этот самый Гройс имел вид скромный и благостный. За время своего заточения он похудел, зарос щетиной, но выглядел скорее монахом-отшельником, чем узником. Лишь однажды глаза его вспыхнули яростью, а облик изменился до неузнаваемости – когда Марк пригрозил, что убьет девчонку, а до этого отдаст своим ребятам позабавиться. Вот тогда Юрка увидел в нем настоящего волка – пусть старого, пусть больного и покалеченного, но все же волка…

После этого Гройса словно подменили: теперь он сидел в своей кладовке тихий, молчаливый и покорно подставлял руки для наручников, когда к нему заходили с проверкой. После неудачной попытки побега Арнольд избил его, и старик поворачивался как-то неловко, боком, но ни разу не пожаловался, хотя Юрка видел, что ему больно.

Паулс рассказал им о том, какие счеты связывают его и Арнольда со старым Гройсом. Дед девчонки сперва подставил, а потом убил старшего брата Арнольда, работавшего вместе с Марком.

– Неудачный тогда у меня вышел год, – закончил Паулс свой рассказ, прикрыв глаза. – В столицу я еще долго после этого не совался, шарил по окраинам. Но Бог не тимошка, видит немножко, – вот и свела нас судьба с Гройсом. Удачно так свела… Правда, Арнольд?

– Я ведь тебе говорил, что встретил его в бильярдной. Ты мне не верил, – упрекнул тот Паулса. – Я бы рожу этой сволочи никогда не забыл!