Иллюзия нормальности
Шрифт:
Иллюзия нормальности.
Все сказки врут.
Это говорю вам я, старый огненный саламандр. Любая сказка — ложь, но стоит присмотреться, как в ней мерещится намёк. И только читателю решать, где выдумка, а где реальность.
А хотите, я расскажу вам сказку?
Про спящую красавицу.
Давным-давно, когда лес вокруг только народившегося королевства был молодым, а людям неведомы были обман, зависть и предательство, правили этим самым королевством король и королева. Всем хороша была их жизнь, лишь только одно омрачало её: не было у них детей.
Старая колдунья,
Погода стояла дрянная. За окном завывал ветер и грохотал гром, а небо временами рассекали яркие вспышки молний. Ни единая звезда не зажглась на небосклоне, а полная луна пряталась за ливневыми тучами.
После завершения ритуала, старая колдунья чёрным вороном промчалась по замку, сжав в руке закопчённый череп, и исчезла за тяжелыми воротами, словно растворившись в ночной темноте.
Королева вышла из покоев. Она была бледна, нижняя губа чуть подрагивала, в широко раскрытых очах стояли злые непролитые слёзы, но настроена она была решительно. Поймав глазами взгляд своего короля, молодая женщина, глубоко вздохнув и на что-то решившись, медленно кивнула.
И вскоре у них родился ребёнок. Счастье пришло в королевство! Он был весёлым и подвижным малышом, радовавшим своих родителей и обитателей замка.
И каждый, узнав о рождении долгожданного дитяти, спешил поздравить счастливую венценосную пару. Каждый считал своим долгом преподнести свои поздравления и подарки. Череда подношений длилась и длилась беспрерывно в течение семнадцати лет.
И, вот, последним пришел старик: в его внешности ярким пламенем горели рыжие волосы да изумрудного цвета глаза, совершенно лишённые старческого помутнения. В остальном же он выглядел словно старый бродяга с окраины улиц: пожухлое желтоватое лицо, испещрённое глубокими бороздами морщин, одетый в грязно-коричневого цвета хламиду с разномастными заплатками, подвязанную на поясе простой веревкой, да коротковатые штаны, еле доходящие до щиколоток, с большими накладными карманами по бокам и вытянутыми коленями. Через плечо была перекинута котомка из грубого полотна, а в трясущейся руке он держал кривенький посох.
Старик тяжело поднимался по золоченым ступеням, придерживаясь свободной рукой за резные перильца. Через каждые несколько ступенек он останавливался и шумно вздыхал, переводя хриплое дыхание.
Наконец, лестница была пройдена, и старик вступил в огромную залу. От роскоши и великолепия, резнувшего по глазам, он слегка опустил веки.
У дальней стены стояли два трона, а меж ними — креслице, отделанное златом, серебром да драгоценными каменьями.
Старик вновь перевёл дыхание и направился к венценосным особам. Он шаркал обеими ногами и тихонько постукивал посохом о белокаменный пол. Наконец, гость остановился у трона королевы: затихли неровные шаги, в последний раз гулко стукнул посох.
Они стояли друг против друга, представляя собой яркий контраст: дряхлый старик с ясным взором и молодая и полная сил королева, в глубине синих глаз которой отсвечивало пламя. А может, это блики драгоценных каменьев, что были вделаны в тяжёлую корону, играли в прятки с солнечным светом?
Глаза в глаза, ни отвести, ни моргнуть, ни шелохнуться. Сколько так продолжался этот странный молчаливый поединок, сказать никто не мог, но окончился он вмиг: хлопнули высокие ставни, дребезжа разноцветным витражными стеклами, грохотнул гром, сверкнула молния, громко вскрикнуло королевское дитя, уколовшись о веретено.
А старик исчез. Он рассыпался золотым фейерверком, опадая сверкающим конфетти на идеально белый мрамор пола. И только ребёнок заметил маленькую юркую ящерку, огненную саламандру, прыгнувшую в пылающий камин.
С этих пор жизнь королевства и некоторых её обитателей изменилась. Прежде богатую страну с высоким достатком стали преследовать несчастья: или посев сожжёт безжалостное солнце, или зальют дожди, так, что семена гниют в земле, или рыба уйдёт в другие места, или зверьё вдруг исчезнет из лесов...
И юное чадо, прежде милое и приветливое, так же изменилось. А старая колдунья, та самая, живущая на окраине леса, которую пригласили для осмотра отпрыска королевской крови, испуганно выронила из рук старый закопченный конский череп, который раскололся при ударе о белокаменный пол, и, сотворив охранное знамение, кинулась из замка прочь. Люди, которым она попадалась на пути, потом шепотком рассказывали, будто ведьма бормотала хрипло: «А я ведь говорила! Это упырь! Упырь! Грех-то какой!»
Прелестный ребёнок теперь не пел днями, не играл в свои детские игры, не рисовал пейзажи и обитателей замка: почти всё время он проводил перед огромным напольным зеркалом в золочёной раме, установленным в его опочивальне в самой высокой башне замка. И только одному ему, да, может, ещё старику-саламандру и старой ведьме, было известно, что из зеркала на него смотрело отнюдь не милое юное личико в обрамлении светлых вьющихся волос и с нежным взором наивных голубых глаз...
Отнюдь. Уродливая лысая башка, несоразмерно большая по отношению к телу, держалась на тонкой шейке, длинной, словно лебединой, по бокам которой виднелись толстые синюшные вены. Они грубыми бороздами выделялись на бледной коже, пересекая её причудливым узором, словно серпантин горную дорогу. Нависший лоб и крутые надбровные дуги делали взгляд круглых белых глаз, без намёка на зрачок, набрякшим и словно исподлобья. Нос, обкусанный, точно у черепа, смотрел чуть вбок. Безгубый рот, просто поперечная коричневатая щель, обнажал мелкие, звериные, острые зубки, желтоватого цвета, числом гораздо больше тридцати двух. Узенькие, как у ребёнка, плечи, тщедушная грудь с выпирающими рёбрами, почти прозрачная кожа, натянутая на остов, как у барабана, создавали впечатления изломанного болезнью тельца. Тонкие и, будто невесомые, ручки и ножки-палочки на первый взгляд были не в состоянии поддерживать, пусть и кажущееся детским, тело. Картину дополняли оттопыренные уши, четырёхпалые кисти рук, острые, никогда не разгибающиеся, коленки и половой орган, присущий мальчикам.
Королевское чадо с ужасом глядело на своё отражение в зеркале и ощущало, как внутри него ворочается нечто мерзкое, склизкое, распространяя затхлый запах сгнившей плоти.
Через сорок дней умерла королева.
Эта красивейшая женщина королевства лежала на своем ложе и была бледнее рисовой пудры, будто обескровленная в одночасье. Приглашённая колдунья лишь показалась на пороге её опочивальни, кинула «упырь выпил» и вернулась восвояси.
Затем умер король. Он так же лежал на огромной кровати с балдахином, как и его королева, будто бы с выбеленным лицом, покрытым восковым налётом.