Иллюзия Реальности
Шрифт:
— Я волнуюсь не о том, что они скажут обо мне.
— Аа, вот оно что.
Адам все понял. На его лице отразилась уже знакомая мне озадаченность. Парень нахмурил брови и осмотрелся, оценив обстановку. Нельзя допустить, чтобы нас услышали. Хотя при таком ветре это сложно.
— Переживаешь о дальнейшей судьбе? Так ты знакома с ними лично?
— Знаю почти всех, — призналась я. К горлу подкатил ком. Говоря о тех, кто чуть было не убил Адама, я испытывала противоречивые чувства, — Прошлая жизнь возвращается, я ничего не могу с этим поделать.
—
— Что бывает после суда, Адам? Их казнят?
— Не могу гарантировать помилования.
— И мы ничего не можем с этим сделать? Доказательств покушения нет. Никто не знает…
— Эмбер, судьям доказательства не нужны. Наступили тяжелые времена, а повстанческие движения Пустоши терроризируют военных и мирное население. Милость в их сторону длилась годами и привела к тому, что имеем. Я не могу гарантировать благополучный исход, но постараюсь затянуть дело на долгий срок.
— Они все еще под твоим ведением?
— Да. Повстанцы пробудут в камерах. Там есть постель, пища, тепло. Хотя они и этого не заслужили, попытавшись убить тебя.
Он злился. Сильно. Но подавлял гнев, стараясь не смотреть мне в глаза. Парень потянул меня к зданию, посмотреть на архитектуру поближе. Я решила больше не спрашивать. Однако у ступеней Адам сам заговорил, обернувшись ко мне.
— Эмбер, постарайся освободиться от прошлого и жить настоящим. У нас семья, дом, будущее. Ты же видишь кем стали люди Архитектора! Они выбрали свою судьбу сами, ступив на дорогу предательства.
— Ты прав, но я ведь была среди них, Адам. И мне известно, как на эту дорогу выходят. После чего это происходит.
— После чего? Что может стать причиной для вандализма, убийств и террора?
— Неужели ты не понимаешь?
— Эмбер, есть граница, за которую переступать нельзя. Ты можешь злиться, протестовать, но пойти на подобное…
— Адам, ты справедлив и благороден. Ты смог бы устоять, но не такая. Я выбрала этот путь после того, как потеряла родителей. Сложно верить в благие намерения системы, когда в твой город приходят военные, сражаются с мирными и оставляют следы от патронов на белой стене дома… Люди Андариона принесли столько зла, что во мне не осталось сил понять их.
— Сколько тебе было?
— Когда пришли военные? Не знаю. Лет девять. Я воспитывалась у Нэн, но мама забирала меня в дни сбора урожая. Помню, как пряталась в мельнице и смотрела в небо, ожидая, когда выстрелы прекратятся…
Муж участливо расспрашивал меня. Гнев из-за повстанцев отступил, а желание поддержать не выглядело искусственным. Адам действительно проявлял участие в проблемах прошлого.
— Твои мама и папа погибли при обстрелах в Черных Топях. Это случилось пятнадцать лет назад.
— Мне только стукнуло одиннадцать, — усмехнулась я, даже не удивившись тому, как легко говорю об этом и тому, что помню, — Ни отец, ни мать не были диверсантами. Они пошли, как и многие, на мирный протест. Там ведь была стройка дороги для военных.
— Так Андарион расширял границы влияния, — сухо добавил парень, подняв взгляд к ракетам над нами, — Я был ребенком, когда они заявляли о величии мероприятий по расширению дорог в Пустоши.
— Верно. Никто не знал, что часть демонстрации планирует вступить в бой. А военные не стали разбираться.
— Было столкновение, осведомлен.
— Говорят земля под ногами горела… Я знаю, что мирные бежали по верховому болоту Черной топи. Там же и погибли, пытаясь спрятаться среди деревьев…
— Соболезную. Искренне.
— Знаю, — я изобразила улыбку, а муж обнял меня, — Все в порядке, правда. Я отболела скорбью. Повторно…
— Ты права, я недостаточно проникся скорбью и жаждой мести жителей Пустоши. Эмбер, я постараюсь помочь заключенным.
— Правда?
— Обещаю, — резюмировал командующий, обхватив мое лицо в ладони, — Мне тоже не мешает пересмотреть свои убеждения.
— У всех должно быть право на второй шанс.
Перемирие и согласие, которого мы добились, требовало поцелуя, но нас грубо отвлекли друг от друга.
— Эй, Адам!
Женский голос. Громкий. Я замолчала и всмотрелась вдаль.
— Кто-то зовет тебя?
— Похоже на то.
— Адам!
— И правда, — недоуменно ответила я, — Похоже, что девушка.
— Ох, да, это…
— Я здесь, эхей! Привет! — Громче крикнула незнакомка, приближаясь к нам быстрым шагом. Ее нисколько не смущало, что мы стоим вдвоем и разговариваем. После тактичного Андариона и жизни среди военных, подобное поведение показалось неприемлемым.
Девушка пересекла площадь со стороны предприятий по лесозаготовкам. На ее лице сияла широкая улыбка.
— Адам, привет! Издалека узнала тебя по росту и выправке!
— Мита? — Удивился и как будто бы даже смутился парень, — Доброго утра!
Незнакомка будет повыше меня, сантиметров на пятнадцать точно. Выправка у нее военная, спина прямая, подбородок вверх. Даже в солдатской форме хорошо заметна складная фигура — округлые бедра, длинные ноги, тонкая талия. Но больше всего внимание привлекли необычно яркие зеленые глаза, широко подведенные темным карандашом. Верхняя губа игриво выступает над нижней в форме бантика, а темные волосы длины каре собраны назад. Девушка широко улыбалась и вела себя с Адамом непривычно раскованно. Я почти была уверена, что эти двое старые друзья.
— Так, и почему ты не в расположении? Я пошла по запросу Ротса, говорит надо ребят подогнать из шестой. Пусть подкопают рвы.
— Давно пора. Еще вчера должны были перебросить туда солдат. Хорошо, спасибо тебе.
— Да не за что. Пока вы тут прохлаждаетесь в увольнительных, я тружусь на благо Андариона, — Мита замолчала и наконец-то обратила на меня внимание, окинув фигуру взглядом, — Привет! А это кто?
— Эмбер, — ответила я, стараясь не показывать своего раздражения. Такой оценкой я напомнила самой себе Деметру. Та тоже не жаловала выскочек.