Иллюзия
Шрифт:
Перед началом матча комментатор сообщил об эфедрине, найденном в допинг-пробе Марадоны. Функционеры от футбола дисквалифицировали короля, как в девяностом, теперь по ходу чемпионата. Слишком бодро смотрелась Аргентина, могла замахнуться на титул.
В прихожей послышался лязг ключа в замочной скважине, звук открывающейся двери, покашливание прихода. Родительница мгновенно подскочила, побежала встречать. Сын напрягся, закусил губу, сжался, точно пружина.
Глава IX
Абитура
В зал
– Оба хороши. А какой мой?
Мать указала.
– Будь здоров, мил человек. – Руку Руслана сжала чугунная лапа. – Петр Матвеич, для тебя просто Петя.
Юноша поджал губы, страдая от неловкости, сподобился на кивок. Отчим смотрел заискивающе, стесняясь провинциального обхождения, поручкался и с Глебом.
– Петруша, иди ужинать, – позвала на кухню родительница, решив о достаточности первого впечатления.
Ребята вернулись к матчу. Малышев смотрел индифферентно, думал об «Адемарусе», ближайшей библиотеке с учебником латыни. Забаровский кусал губы, мысли роились. Взрослый ребенок тяжело принимает нового отца.
– Может, остограмимся? С дороги-то… – В перерыве в зал робко заглянул металлург.
– Мы хотим посмотреть футбол, – отрезал пасынок, уставившись в рекламу.
На следующий день брянцы уехали в Пермь. Руслан бежал от тягости общения, верный друг следовал за лидером.
Парни стояли перед облезлой коробкой десятиэтажного общежития № 7, выполненного заодно с № 8. Перед крыльцом – квадратный асфальт площадки с облагороженным бревном для посиделок. Зеленый ларек с жизненно важными товарами – жвачкой, сигаретами, спиртным. В холодном склепе первого этажа путь преграждал металлический заборчик с вертушкой. От вымытого пола несло хлоркой. В будке за стеклом сидела скукоженная старушка росточком с пень, поросшая мхом, словно трухлявое дерево. Маленькие очочки блестели в полумраке замкнутого пространства.
– Куда? – прокудахтала вахтерша.
– Устраиваться. – Вечный ответчик шмыгнул носом для самообладания.
– Первокурсочки? – Беззубый рот расплылся в улыбке.
– Так и есть.
Забаровский искренне верил – студент звучит гордо, почти так же, как человек.
– Проходите. – Старушка нажала на педаль, освободив вертушку для раскрутки. – Налево, прямо по коридору, вторая дверь направо… Не заблукайте.
Внутренности общаги походили на катакомбы, строили в строгом соответствии с военно-коммунистической доктриной – пусть заблудится враг. Ребята замерли перед табличкой «Комендант» на фанерной двери. Вежливый полушепот стука, деревенское «открыто!», и друзья вошли в комнату.
– Абитура? – догадалась прифранченная дама сорока пяти лет с желтыми волосами от неудачной покраски в блонди. Пухлая натура сидела за столом в розовой блузке с брошью красного цветка на груди, будто орденом за заслуги, в кулачке сжимала авторучку.
Вдоль светло-зеленых стен выстроились стулья средней паршивости, на одном раскинулась женщина сорока лет в сером халате технички. На снеговичном лице шишками обозначились глаза, морковный нос, вдавленный рот. При виде Глеба она растянула улыбку, смахнула челку, пропела иволгой:
– Ложьте сумки на пол. Чо держать-то?
В Перми усиленно чокают и растягивают слова, будто певучую песню. Парни последовали совету.
– А зачем сегодня приехали? – допрашивала старшая. – Заселение завтра.
– Лучше раньше, чем никогда! – Руслан глупо рассмеялся.
– Лучше – позже, шутничок. Приходите завтра.
Франтоватая дама демонстративно повернулась к техничке, давая понять – разговор окончен.
– Но… нам некуда идти. – Лидерский запал потускнел. – Мы из Брянска.
– Как же вас в такую даль занесло?
– Говорят, у вас лучшая в мире кафедра «Авиадвигателей»!
– АДэшники – элита политеха. – Главная кивнула и тут же исправилась: – Технического университета. Что ж мне с вами делать? – Зажатая авторучка пристала к губам.
– Может, в семьсотседьмую поселим? – Дама вдоль стены качнула сдобной грудью, растянув широкую улыбку желтоснежных зубов.
– А кто у нас там?
– Помазан и Дукаревич. – На второй фамилии женщина вздохнула, точно сдувая напасть.
– Хорошую компанию подобрала. Один – кришнаит, другой – бабник… Ладно, так тому и быть. Поднимитесь на седьмой этаж, скажите – я велела. Да, чуть не забыла, меня зовут Любовь Николаевна, комендант общежития. А это Лилия Сергеевна, кастелянша. Погодите! Запишу ваши фамилии.
– Забаровский.
Руслан на цыпочках заглянул в тетрадь, выводит: Заборовский.
– ЗабАровский. – Юноша вежливо кашлянул. – Не от «забора», а от «забарывать».
Комендантша ловко пририсовала палочку к нолику, с Малышевым оказалось проще.
Конура лифта долязгала до назначенного этажа. Ребячьи глаза вчитывались в цифры секций: 721-724, 725-728…
– Не подскажите, где семьсотседьмая? – Ведущий остановился перед двумя девушками, дымящими у балкона.
– В другом крыле. – Низкая брюнетка махнула сигаретой, указывая обратный путь. Подсказка прозвучала густым басом, словно женские связки подменили мужскими.
Брянцы отпрянули, раскатили глаза, поспешили прочь.
– Привет Олежке! – догнал кашляющий бас.
Пройдя квадрат безлампового перехода, в одном из закутков симметричного крыла друзья отыскали нужную комнату. Короткий стук в зеленую фанеру. Попятившаяся дверь. Раскуренный фимиам. Взору предстала каморка с грязной желтизной обоев. Коричневые полки под учебники. Напротив входа голубой стол с электроплиткой, темно-зеленым чайником, сковородкой, хлебом, майонезом. Под столом мешок картошки. Три шкафа с антресолями, будто продолжение стен. Дырявые ставни окон. Две заправленные кровати по разные стороны центрового стола с кожаной обивкой столешницы. Две койки с сетками пружин, примыкающие спинками к другим. На подоконнике прилег зеленый радиоприемник, размером с пачку сигарет.