Илья Мечников
Шрифт:
Самые простые явления, как лепет или улыбка грудного ребенка, первые слова и рассуждения детей, стали для него источником настоящего счастья.
Как объяснить эти перемены, потребовавшие столько лет для своего осуществления? Развитием чувства жизни, думаю я.
Поэтому даже такой упорный пессимист, как мой приятель, кончил тем, что присоединился к моему оптимистическому мировоззрению. Споры, которые мы вели так давно по этому поводу, привели нас к полнейшему соглашению. "Но для того, чтобы понять смысл жизни, – говорил он, – надо долго прожить; без этого находишься в положении слепорожденного, которому воспевают красоту красок!" Одним словом, на склоне лет мой приятель из бывшего пессимиста обратился в убежденнейшего оптимиста, хотя это не мешало ему сильно страдать, всего более ввиду болезни
Что же заставило ученого с мировой славой оторваться от его плодотворной экспериментальной работы, призванной решать коренные проблемы биологии и медицины, и засесть за работу над книгами, требовавшими ухода и в философию, и в историю, и в этнографию, и, что самое главное, связанными с решением смежных медико-биологических и социальных проблем? Ответ на этот вопрос можно найти в «Предисловии» Мечникова к первому изданию «Этюдов о природе человека»: «Стремление выработать сколько-нибудь общее и цельное воззрение на человеческое существование…» – такова та настоятельная задача, во имя которой он погрузился в работу. Стремление это возникло у Ильи Ильича еще в юношеские годы и неотступно сопровождало на всех этапах его научного творчества. В известной степени оно даже определяло его научную целеустремленность.
«Этюдам о природе человека» предшествовало 40 лет научного творчества в специальных областях зоологии, сравнительной эмбриологии, микробиологии, иммунологии, патологии, общей биологии, дарвинизма, истории биологии. Буквально в каждой из этих областей науки великий натуралист сказал новое слово, а некоторые обогатил бессмертными открытиями, новыми направлениями, теориями, перспективными гипотезами.
Несмотря на непрерывный напряженный труд, полный вдохновения и отдачи всех сил, Илья Мечников находил время для популяризации достижений естественных наук. Он читал в Париже лекции, в том числе в Русской высшей школе общественных наук. Среди печатных произведений ученого много журнальных и газетных статей, опубликованных в отечественной и зарубежной печати. Эрудиция Мечникова была поистине фантастична. Для всех, соприкасавшихся с ним, он был живой, творческой энциклопедией. «Ваша эрудиция так обширна и безошибочна, что обслуживает весь институт», – говорил ему прославленный Эмиль Ру.
Много внимания уделял Илья Ильич проблемам истории и теории эволюции. Здесь, как и во всех областях его многогранного творчества, он выступал как оригинальный исследователь. «Статьи по вопросам эволюционной теории» и «Очерки вопроса о происхождении видов» составляют объемистый том в его академическом собрании сочинений.
В 1911 году Илья Ильич возглавил экспедицию Пастеровского института в степи Калмыкии, которая должна была исследовать распространение там туберкулеза. Поскольку в те же места отправлялась русская экспедиция по изучению чумы, Мечников согласился возглавить и ее.
В 1915 году в мрачных условиях войны в Париже состоялось чествование Мечникова по случаю его 70-летия. К этому времени гениальный ученый был почетным академиком Санкт-Петербургской Академии наук (1902) и большинства академий мира, почетным доктором многих прославленных университетов. Эмиль Ру – преемник Пастера и многолетний руководитель Пастеровского института – в дни празднования этого юбилея в своей взволнованной речи сказал: «В Париже, как в Петрограде и в Одессе, Вы стали главой школы и зажгли в этом институте научный очаг, далеко разливающий свой свет. Ваша лаборатория – самая жизненная в нашем доме, и желающие работать толпой стекаются в нее. Здесь исследователь ищет мысль, которая вывела бы его из затруднения… Ваш огонь делает горячим равнодушного и скептику внушает веру. Вы – несравненный товарищ в работе; я могу это сказать, ибо не раз мне выпадало счастье участвовать в Ваших изысканиях. В сущности все делали Вы. Институт Пастера многим обязан Вам. Вы принесли ему престиж Вашего имени и работами своими и Ваших учеников Вы в широкой мере способствовали его славе. В нем Вы показали пример бескорыстия, отказываясь от всякого жалованья в годы, когда с трудом сводились концы с концами… Оставаясь русским по национальности, Вы заключили с Институтом франко-русский
Возраст ученого давно перевалил за шестой десяток, а его работоспособности и ясности мысли могли позавидовать и молодые. Ольга Николаевна Мечникова писала о том, какое счастье испытывал Мечников, путешествуя по Волге – могучей русской реке: «В течение этого пятидневного переезда Илья Ильич единственный раз в жизни, кажется, предавался с наслаждением отдыху, следя глазами за тихим успокоительным пейзажем убегающих берегов. Волга разлилась на огромное пространство. Местами леса, глубоко погруженные в воду, стояли, отражаясь в ней, точно заколдованные… Иногда на пристани или на палубе раздавались хватающие за душу волжские песни».
Экспедиция Мечникова высадилась на северном берегу Каспия, в казахских степях. «Перед нами, – продолжала свои записи Ольга Николаевна, – расстилалась степь, бесплодная, песчаная… Казалось, как возможно жить в ней. Но мало-помалу прелесть необъятного пространства, чистота воздуха, тишина, степной аромат – все это охватывает тебя, и ты начинаешь понимать, что можно не только жить в этой пустыне, но и любить ее».
Илье Ильичу, давно занимавшемуся вопросом о возбудителях туберкулеза, было известно, что люди, живущие в астраханских степях, почти не знают чахотки, но очень легко заражаются ею, попав в соприкосновение с городским населением. Мечников предполагал, что в природе существует естественная вакцинация к туберкулезу. Только этим можно объяснить, почему при широком распространении туберкулеза большинство людей все же не заболевает. Очевидно, существуют ослабленные расы туберкулезных бацилл, которыми человек заражается в детстве, и это предохраняет его против более сильных бацилл. Этим объяснялось, по мнению Мечникова, то, что жители степей, где нет туберкулезных бацилл, не подвергаются естественной вакцинации, а потому скорее заболевают, попав в зараженную среду.
Помимо проверки этого предположения, экспедиции предстояло изучение чумы на месте постоянных ее вспышек. Чумной очаг находился в степи. Нужно было решить вопрос, сохраняются ли микробы чумы в трупах погибших людей. Чтобы это проверить, были разрыто несколько могил, полуразложившиеся трупы подвергались лабораторному исследованию. Было установлено, что трупы, насекомые, земляные черви, окрестная почва спустя некоторое время после эпидемии микробов не содержат.
Илья Ильич с частью экспедиции углубился в степь. Необходимо было выяснить степень восприимчивости кочевников к туберкулезу. С помощью специальной диагностической реакции, дающей возможность распознать туберкулез, удалось найти подтверждение гипотезы Мечникова.
Тяжелые переживания, перенесенные во время путешествия, трудности и лишения плохо отразились на здоровье Ильи Ильича. Все время он старался быть бодрым и даже заражал своей жизнерадостностью других, но когда члены экспедиции собрались в Сарепте, Мечников почувствовал упадок сил. Угнетающе действовала жара. У Ильи Ильича усилились перебои сердца, он испытывал боль вдоль грудной клетки.
Работа экспедиции была закончена. В Астрахани представители земства проводили Илью Ильича. Мечников тепло прощался с местными врачами-бактериологами, незаметными героями, ведущими борьбу с грозными болезнями.
По возвращении в Париж Илья Ильич решил выяснить, какую рабочую нагрузку может выдержать его больное сердце. Он обратился к доктору Манухину, и тот тщательно определил границы сердца и отметил его расширение. Затем врач приступил к выслушиванию сердечных тонов. Он услышал шум у верхушки сердца и на аорте.
Мечников поблагодарил: «Спасибо вам! Мне мои друзья говорили, что у меня очень хорошее сердце. Даже настолько хорошее, что шутя называли «детским сердцем». «Детское сердце» в мои-то годы?! А я, старый дурак, верил! Представьте себе, верил и думал, что сохраняю себя от склероза благодаря своему режиму… Как же они не понимают, в какое глупое положение поставят меня, когда на вскрытии найдут такой сильный склероз!.. Обидно! Не поверите: ужасно обидно, что я стариком стал применять режим, который продлил бы мою жизнь, если бы я начал применять его до развития склероза… Обещайте мне, что после моей смерти вы опубликуете все, что сегодня нашли у меня».