Имаджика: Пятый Доминион
Шрифт:
— Если ты не видишь никаких препятствий, — сказал Оскар, — то, думаю, нам пора.
Он ввел ее внутрь Убежища, и они встали в центре мозаики.
— Когда начнется, — сказал он, — мы должны держаться друг за друга. Даже если тебе будет казаться, что держаться не за что, все равно держись, просто наши тела изменятся на время. Я не хочу потерять тебя между «здесь» и «там». Ин Ово — это не место для приятных прогулок.
— Ты не потеряешь меня, — сказала она.
Он опустился на корточки и вытащил из мозаики около дюжины камней пирамидальной формы размером в два кулака каждый, которые были так обточены, что, когда их ставили на место,
— Я не вполне понимаю механизм путешествия, — сказал он, вынимая камни. — Не уверен, что кто-нибудь понимает его во всех подробностях. Но, по мнению Греховодника, существует что-то вроде языка, на который можно перевести любого человека. И все магические процессы сводятся к подобному переводу. — Он говорил, выкладывая камни по краю круга в порядке, который казался произвольным. — И когда дух и тело переведены на один и тот же язык, первое получает возможность влиять на второе. Плоть и кости могут быть преобразованы, покинуты духом или…
— … Или переброшены в другую точку пространства?
— Совершенно верно.
Юдит вспомнила, как перемещение путешественника из одного мира в другой выглядело со стороны: плоть выворачивалась наизнанку, складывалась, тело неузнаваемо искажалось.
— А это больно? — сказала она.
— В самом начале, но не очень.
— Когда это начнется?
Он поднялся на ноги.
— Это уже началось, — сказал он.
Не успел он произнести ответ, как она уже ощутила это. Низ живота налился свинцом, грудь сжалась, у нее перехватило дыхание.
— Дыши медленно, — сказал он, положив руку ей на грудь. — Не сопротивляйся. Просто позволь этому произойти. Ничто тебе не угрожает.
Она опустила взгляд на его руку, потом оглядела круг, в котором они стояли, и сквозь открытую дверь Убежища посмотрела на освещенную солнцем траву, от которой ее отделяло всего лишь несколько шагов. Но как бы это ни было близко, она уже — не могла туда вернуться. Поезд, на который она села, набирал скорость. Было уже слишком поздно для сомнений и задних мыслей. Она была в ловушке.
— Все в порядке, — услышала она голос Оскара, но ощущения говорили ей совершенно другое.
В животе у нее была такая острая боль, словно она выпила яд, голова раскалывалась, глубоко в кожу въелся сильный зуд. Она посмотрела на Оскара. Испытывает ли он то же самое? Если да, то он переносил неприятные ощущения с замечательной стойкостью, улыбаясь ей, словно анестезиолог больному перед операцией.
— Все скоро кончится, — говорил он, — Только держись… все скоро кончится.
Он крепче прижал ее к себе, и в тот же самый миг она ощутила, как покалывающая волна прошла по ее телу, смывая боль.
— Лучше? — спросил он. Она скорее прочла это по губам, чем услышала.
— Да, — ответила она и, улыбаясь, поцеловала его, прикрыв глаза от наслаждения, когда соприкоснулись их языки.
Темнота на внутренней стороне ее век внезапно просияла сверкающими линиями, словно перед ее мысленным взором стал падать метеоритный дождь. Она открыла глаза, но источник зрелища был внутри нее, и лицо Оскара оказалось испещрено яркими полосками. Дюжина ярких красок заиграла на морщинках и складках его кожи, еще дюжина проникла внутрь и окрасила кости, еще дюжина — хитросплетение нервов, вен и кровеносных сосудов, до мельчайших деталей. Потом, словно переводящий их ум покончил с подстрочником и поднялся до уровня поэзии, слоистые карты его плоти упростились. Избыточности и повторения были отброшены, и появившиеся формы были такими простыми и такими абсолютными, что плоть, которую они отображали, казалась рядом с ними жалкой и ничтожной. Наблюдая это зрелище, она вспомнила о том иероглифе, который предстал перед ней, когда они с Оскаром впервые занимались любовью, вспомнила спирали и изгибы наслаждения на фоне черного бархата ее век. Теперь перед ней предстал тот же самый процесс, только сознание, которое воображало все эти узоры, теперь принадлежало кругу и было усилено камнями и желанием путешественников.
И в этот момент краем глаза она заметила какое-то движение у двери. Воздух вокруг них был близок к тому, чтобы полностью отказаться от обмана внешних видимостей, и все находившееся за пределами круга выглядело расплывчато. Но цвет костюма человека, появившегося на пороге, был достаточно хорошо виден, чтобы она поняла, кто это, даже не видя его лица. Кто еще, кроме Дауда, мог носить этот абсурдный оттенок абрикосового? Она произнесла его имя. И хотя никаких звуков не было слышно, Оскар понял ее тревогу и обернулся к двери.
Дауд быстро приближался к кругу, и намерение его было предельно ясным: он стремился поймать попутку до Второго Доминиона. Ей уже приходилось видеть ужасные последствия подобного вмешательства на том же самом месте, и в страхе она еще сильнее прижалась к Оскару. Однако вместо того, чтобы доверить кругу дело уничтожения непрошеного попутчика, Оскар высвободился из ее объятий, шагнул навстречу Дауду и ударил его. Проходящий сквозь круг поток удесятерил его ярость, и иероглиф его тела превратился в неразборчивые каракули, а цвета мгновенно замутнились. На нее вновь нахлынула боль. Из носа ее потекла кровь, струйка попадала прямо в открытый рот. В коже ее появился такой зуд, что она расцарапала бы ее в кровь, если бы не помешала боль в мышцах.
Она не могла извлечь никакого смысла из пляшущих перед ней каракулей, как вдруг ее взгляд уловил лицо Оскара, расплывчатое и бесформенное. Рот его был раскрыт в безмолвном крике о помощи: тело его пошатнулось и падало за пределы круга. Она рванулась вперед, чтобы втащить его обратно, не обращая внимания на адскую боль, которая охватила ее при этом движении. Вцепившись в его руку, она сказала себе, что, какова бы ни была конечная цель их путешествия — Изорддеррекс или смерть, они отправятся туда вместе. Он также ухватился за ее протянутые руки и впрыгнул на подножку уходящего экспресса. Когда лицо ее спутника появилось из месива неясных очертаний, она осознала свою ошибку. Человек, которого она втащила в круг, был Даудом.
Она разжала руки скорее от отвращения, чем от ярости. Лицо его было ужасающе искажено, кровь текла из глаз, ушей и носа. Но круг уже начал работу над новым текстом, готовясь перевести и его. Тормоза не были предусмотрены конструкцией, а выйти из потока сейчас было бы явным самоубийством. Пространство же за пределами круга расплывалось и темнело, но ей удалось уловить силуэт Оскара, поднимающегося с пола, и она возблагодарила божеств, которые охраняли круг, за то, что он, по крайней мере, остался жив. Она увидела, как он вновь приближается к кругу, по всей видимости намереваясь дважды войти в одну и ту же реку, но, похоже, в последний момент он решил, что поезд движется уже чересчур быстро, и отшатнулся, прикрывая лицо руками. Через несколько секунд все исчезло: солнечный свет на пороге помедлил на мгновение дольше, чем все остальное, но затем и он затерялся в темноте.