Имаджика
Шрифт:
Она подняла взгляд от безделушки, которую изучала, и обнаружила, что также является объектом самого пристального изучения со стороны Оскара, выражение лица которого не отличалось двусмысленностью.
– Это семейная проблема, – сказал он. – Когда замешаны... сердечные дела.
После этого признания на лице его появилось выражение неудобства, и он поднес руку к груди.
– Я оставлю тебя здесь ненадолго, – сказал он. – Походи, посмотри. Ковров-самолетов здесь нет.
– Хорошо.
– Ты запрешь за собой дверь?
– Конечно.
Она смотрела ему вслед, не зная, чем удержать его, но чувствуя себя одинокой и покинутой. Она слышала, как он прошел
Она постучала в дверь спальни. Ответа не последовало. Однако из-под двери выбивалась полоска света, и она постучала снова. Потом повернула ручку и, нежно произнося его имя, вошла. Рядом с кроватью горела лампа, освещавшая фамильный портрет, висевший над ней. Суровый желтоватый индивидуум смотрел из своего позолоченного окна на пустую постель. Услышав звук льющейся воды в прилегающей ванной комнате, Юдит направилась через спальню, подмечая по дороге множество деталей этой самой личной комнаты. Великолепие подушек и постельного белья, графин и стакан на столике у кровати, пепельницу, стоящую на небольшой кипе потрепанных книг в бумажной обложке. Не объявляя о своем приходе, она распахнула дверь. Оскар сидел на краю ванны, в трусах, протирая фланелью частично залеченную рану у себя в боку. Покрасневшая вода стекала струйками по волосатой выпуклости его живота. Она не стала пытаться как-то оправдать свое присутствие здесь, да он и не требовал этого. Он просто сказал:
– Чарли сделал это.
– Ты должен пойти к доктору.
– Я не доверяю докторам. Кроме того, рана заживает. – Он бросил кусок фланели в раковину. – Ты всегда входишь в ванные комнаты не постучавшись? – спросил он. – А ведь ты могла наткнуться на что-нибудь еще менее...
– Венерическое? – сказала она.
– Не смейся надо мной, – ответил он. – Я знаю, из меня никудышный соблазнитель. Это оттого, что мне годами приходилось покупать женское общество.
– Ты будешь себя лучше чувствовать, если купишь меня? – сказала она.
– Господи, – ответил он испуганно. – За кого ты меня принимаешь?
– За любовника, – ответила она просто. – Моего любовника!
– Интересно, ты вообще понимаешь, что говоришь?
– То, что я не понимаю, я сумею понять, – сказала она. – Я пряталась от самой себя, Оскар. Гнала все мысли из своей головы, чтобы ничего не чувствовать. Но я чувствую, и чувствую очень многое. И я хочу, чтобы ты об этом знал.
– Я знаю, – подтвердил он. – Я знаю даже больше, чем ты можешь себе представить. И это пугает меня, Юдит.
– Здесь нечего бояться, – сказала она, удивленная тем, что именно ей приходится произносить эти ободряющие слова, в то время как он старше ее и, судя по всему, сильнее и мудрее. Она протянула руку и приложила ладонь к его массивной груди. Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее. Рот его был закрыт до тех пор, пока не встретился с ее жарко раскрытыми губами. Одной рукой он обнял ее за талию, другой – прикоснулся к ее груди. С ее поглощенных поцелуем губ сорвался невнятный шепот удовольствия. Потом его рука двинулась вниз, по ее животу, вдоль паха, потом – забралась ей под юбку и продолжила свое путешествие. Его пальцы ощутили ее влагу, которая оросила ее лоно еще тогда, когда она переступила порог сокровищницы, и рука его скользнула в горячие глубины ее нижнего белья, прижимаясь ладонью к вершине ее святилища, в то время как средний палец устремился в направлении фундамента, осторожно поглаживая его складки.
– В постель, – сказала она.
Он не разжал своих объятий, и они неуклюже вышли из ванной. Он вел ее спиной вперед, и наконец ее бедра прикоснулись к краю кровати. Там она села и стала медленно стаскивать с него испачканные кровью трусы, покрывая поцелуями живот. С неожиданной застенчивостью он попытался остановить ее, но она продолжала свое занятие до тех пор, пока не появился его член. Зрелище было прелюбопытное. Он пока лишь слегка налился кровью и был лишен крайней плоти, что придавало ему неестественно головастый вид. Его карминово-красная головка выглядела даже более яркой, чем рана в боку у его владельца. Ствол был значительно тоньше и бледнее. Он был весь опутан венами, несущими кровь к увенчивающей его короне. Если его застенчивость была вызвана этой диспропорцией, то это он зря, и чтобы доказать, как приятно ей открывшееся зрелище, она обхватила губами головку. Его рука, пытавшаяся помешать ей, куда-то исчезла. Она услышала над собой тихий стон, подняла взгляд и увидела, что он смотрит на нее с чем-то очень похожим на благоговейный ужас. Проведя пальцами по мошонке и стволу, она подняла диковинный член ко рту и втянула его внутрь. Потом она высвободила руки и стала расстегивать блузку. Но не успел еще член как следует набухнуть у нее во рту, как он протестующе забормотал, извлек на свет божий свой орган и снова натянул трусы.
– Зачем ты делаешь это? – сказал он.
– Мне это нравится.
Она увидела, что он по-настоящему взволнован. В новом припадке стыдливости он попытался спрятать выступающий из трусов член и замотал головой.
– Зачем? – сказал он. – Ведь ты знаешь, что ты не должна этого делать.
– Я знаю.
– Так в чем же дело? – сказал он с искренним удивлением в голосе. – Я не хочу тебя использовать.
– Я бы и не позволила тебе это сделать.
– Может быть, ты просто не заметила бы.
Это замечание взбесило ее. В ней поднялась ярость, которой она давно в себе не чувствовала. Она встала.
– Я знаю, чего я хочу, – сказала она. – Но я не собираюсь умолять об этом на коленях.
– Да нет, я не то имел в виду.
– А что ты имел в виду?
– Что я тоже тебя хочу.
– Ну так сделай же что-нибудь, – сказала она.
Он, похоже, подумал, что она вновь впадает в ярость, и шагнул к ней, произнося ее имя. Голос его звучал едва ли не страдальчески от переполнявших его чувств.
– Я хочу раздеть тебя, – сказал он. – Ты не против?
– Нет.
– Я не хочу, чтобы ты делала что-нибудь...
– Хорошо, я не буду.
– Просто лежи и все.
Так она и сделала. Он выключил свет в ванной, а потом подошел к краю кровати и посмотрел на нее. Его огромная тень на потолке, которую отбрасывала лампа, подчеркивала размеры его тела.
До этого момента ей не приходилось сталкиваться с переходом количества в качество, но его полнота, говорившая о всевозможных излишествах, казалась ей чрезвычайно привлекательной. Перед ней был человек, который отказался быть рабом одного мира, одного восприятия, но который сейчас стоял перед ней на коленях, не скрывая своей зачарованности ею.